– Верное решение, Алек, – одобрила мама. Отец, уже махнувший рукой на мои разглагольствования, крутил настройки транслятора, двигал рычажки и нажимал на кнопки.

Аппарат загудел. Вставленная в приемник перфокарта поползла внутрь кофра, который начал тарахтеть и пищать. Я узнал бессмысленный шум мирового эфира – атмосферные помехи, окружающие нас, но неслышные для человеческого уха. Раздались писки, короткие и длинные, когда аппарат начал передачу, считывая сведения с перфокарты, которую сам же и закодировал. Генри отправил в приемник вторую, а мне пришло на ум, что, наверное, можно было обойтись вообще без перфокарт, транслятор мог бы снять информацию со схемы, зашифровать при помощи латунного барабана и тут же передать в эфир…

Ритмичный писк смолк. А потом произошло невероятное. Сквозь шипение, хрип, щелчки и треск из решетки динамика донесся голос:

– Здесь Мессия. Передача принята. Прошу дополнить словесным описанием.

Это было так неожиданно, словно пол вагона провалился подо мной. Мое воображение взвизгнуло и перепуганно затихло, а разум уселся на зад, выпучив глаза и разинув рот. Голос?! В эфире?! Не азбука Морзе – живой человеческий голос!

У меня даже подогнулись ноги, я попятился и привалился к стене. Генри оглянулся на меня, и я хрипло прошептал:

– Он передает и принимает голос! Но… но ведь… Ведь можно посылать только сигналы азбуки Морзе! Радиоустановки не передают голоса! Хотя… – моя мысль уже работала вовсю. – Хотя можно использовать колебательный контур. Он будет модулировать акустический сигнал, а на той стороне приемник преобразовывает его обратно в звук. Здесь что, стоит такой? Мы можем не только слышать, но и отвечать?

– Ага, – довольно осклабился отец, не очень понявший причину моего изумления. – Мы слышим его, а он нас.

Снова заискрила клемма. Генри подкрутил рукоять, транслятор зашипел громче, из него донеслось:

– Мессия слушает. Двузубец, передавайте.

Говорили на английском. Голос отдавал странным металлическим призвоном и был не очень разборчив, а интонации его казались необычными и какими-то чуждыми, что ли.

– Значит, Мессия, – тихо повторил я.

– Мессия, это Двузубец, – громко произнес отец тоже на английском. – Двузубец. Как слышно?

После паузы невидимый собеседник откликнулся:

– В пределах нормы, с учетом всех обстоятельств и производных.

Производных? Я попытался понять, что он имеет в виду. Вскоре стало ясно, что Мессия зачастую использует не совсем верные слова… то есть внешне – правильные, но ускользающе-неточные, словно он либо не вполне владел английским языком, либо отличался необычной, экстравагантной работой ума.

– Мы готовы… – начал отец, но я, нагнувшись к транслятору, перебил:

– Мессия, где вы находитесь?

– Кто произнес это? – донеслось из аппарата.

Чудно́ он все-таки звучал. Будто с нами разговаривал Механический Человек – диковинка, которую на Всемирной Выставке должна была представить французская «Дюкрете».

– Приглашенный помощник, – пояснил Генри и локтем ткнул меня, чтоб помалкивал, но я не собирался отступать:

– Вы над нами, Мессия?

– Это не так.

– А как тогда? – удивился я. – Антенна передатчика направлена вверх.

– В средних слоях атмосферы над участком Москва – Санкт-Петербург висит трансляционный зонд.

– Зо… – я запнулся, снова пытаясь понять, о чем это он. – То есть там… дирижабль? Змейковый воздушный шар с радиостанцией?

– Я называю его «летательный дрон», – откликнулись из транслятора. – Он управляется дистанционно и…

– Дистанционно? – перебил я. – Такое невозможно.

– Есть многое в большом пространстве, чего вы пока не знаете, приглашенный помощник. На дроне установлена переизлучающая станция, работающая на длительных волнах.