Деньги лежат в муфте. В Майнориз возле Гудменс-Ярда есть стоянка кебов – туда-то и нужно идти. Разбудить кебмена и ехать на Пикадилли.

Как только дверь за Сибил закрылась, из опустевшей квартиры донеслось жалобное мяуканье. Притаившийся в темноте велосипед больно ободрал ей лодыжку.

На полпути к Гудменс-Ярду она вспомнила о забытом саквояже, но возвращаться не стала.

* * *

Сибил отпустила кеб за квартал от «Гранда» – не было ни малейшей надежды, что ночной швейцар, мрачный тяжеловес с ледяными глазами, длинными, до подбородка, бакенбардами и негнущейся ногой, встретит ее с распростертыми объятиями. Она заметила его издалека – здоровенный, весь в галунах громила околачивается на мраморных ступеньках парадного входа под затейливыми, с коваными дельфинчиками фонарями. Сибил знала швейцаров как облупленных – они играли в ее жизни весьма заметную роль.

Одно дело – войти в «Гранд» днем, под руку с Денди Миком. А вот нагло заявиться туда ночью, без провожатого – это уже совсем другое. Так поступают одни только шлюхи, а шлюху швейцар не пропустит ни под каким видом. Надо что-то придумать, историю какую-нибудь. Может, что и получится, если вранье будет звучать достаточно убедительно, а этот тип или глуп, или беспечен, или носом клюет, потерял бдительность. Или подкупить его, только вот денег после кеба осталось всего ничего. Еще слава богу, что одежда вполне пристойная – в ярких, как у потаскухи какой-нибудь, тряпках и надеяться было бы не на что. А может, отвлечь его как-нибудь? Рассадить окно булыжником и проскочить, пока он там выясняет, что и почему. В кринолине не больно-то побегаешь, так ведь и он не самый главный спортсмен, с калечной-то ногой. А чтобы бегать поменьше, найти какого-нибудь оборванца, заплатить, и пусть он бьет окна, а самой притаиться рядом со входом…

Сибил стояла в тени у высокого ограждения строительной площадки, увешанного огромными, с простыню, рекламными плакатами. «ДЕЙЛИ НЬЮС» РАСХОДИТСЯ ПО ВСЕМУ МИРУ, сообщали отсутствующим в такое время суток прохожим яркие, несколько пострадавшие от дождя буквы. «ЛЛОЙД НЬЮС» – ВСЕГО ЗА ОДИН ПЕННИ, ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА, РЕМСГЕЙТ и МАРГЕЙТ, 7/6. Вынув руку из муфты, Сибил принялась грызть пропахший турецким табаком ноготь и лишь немного удивилась, что пальцы ее посинели от холода и отчаянно дрожат.

Спасла ее чистая удача, а может, на небесах кто-нибудь сжалился, – из-за угла донеслось громкое «чух-чух-чух», и к «Гранду» подкатил сверкающий паровой экипаж. Одетый в ярко-синюю ливрею машинист спрыгнул на мостовую и опустил складную подножку. На улицу вывалилась шумная толпа пьяных французов в подбитых алым плащах, парчовых жилетах и с вечерними тросточками, украшенными кистями, двое из них – с подружками.

Сибил подобрала юбки и бросилась вперед. Словно пехотинец, умело использующий рельеф местности, она пересекла улицу под прикрытием сверкающего лаком экипажа, затем обогнула высокие, с деревянными спицами и резиновыми шинами колеса и смело присоединилась к компании. Французы парлевукали друг с другом, поглаживали усы и гоготали; Сибил они даже не заметили, а может, заметили, но только им было до фонаря, кто там к ним присоседился и зачем. Сибил благочинно улыбалась всем и никому в частности, стараясь держаться поближе к длинному, в драбадан пьяному парню. Гуляки, пошатываясь, взобрались по мраморным ступеням, а длинный с беспечной легкостью человека, не знающего цену деньгам, сунул в руку швейцара фунтовую банкноту. Тот ошалело сморгнул и почтительно тронул рукой раззолоченную фуражку.