Менещихин что-то говорил ему, но из-за шума вертолетных двигателей слов было не разобрать. Вертушку трясло, как жестяной шарабан на дорогах Гагаузии. Майор, достав из внутреннего кармана кителя плоскую офицерскую фляжку, присосался к ней почти на целую минуту. Сержант, контрактник, сидевший напротив, уперев автоматный приклад в пол, внимательно наблюдал за ним. Потом сглотнул слюну и стыдливо отвел взгляд.

Менещихин, не отрываясь от фляжки, указал Шадрину в иллюминатор. Он увидел под днищем вертолета густо дымящий лес.

– В шестом квадрате тоже горит, – проорал Менещихин, наклоняясь к нему и обдавая чистым духом ферейновского спирта. – Сука, октябрь месяц.

Понять, что происходит, было действительно трудно. На Покров стояла почти тридцатиградусная летняя жара, деревья и не думали расставаться со своими едва пожелтевшими листьями. К тому же за последние три недели на землю не упало ни капли дождя.

– Кто-то поджег, – снова крикнул майор, кивая на лес.

За дымящим лесом показалась река. Шадрин разглядел тянущуюся вдоль реки, за холмами длинную серую стену. Что именно огораживала стена, даже с высоты птичьего полета понять было невозможно. Шадрин подумал, что стена своим нереальным видом только выдает секретную зону с потрохами вражеским спутникам. Вертолет накренился набок и стал облетать предположительное место посадки – небольшую лесную опушку, находящуюся в паре сотен метров от стены.

– И что тут нарушили? – не понял Шадрин, выходя из вертолета в густую по колено траву.

– Ты погоди, – неопределенно отозвался Менещихин, утирая пот со лба и хитро оглядываясь.

Неторопливо выгружающимся контрактникам он приказал построиться в шеренгу. Шадрин стоял рядом, заложив руки за спину, терпеливо ожидая, что будет дальше.

– Бойцы! – начал майор проникновенно. – Настал час послужить верой и правдой Родине, за деньги. – На лицах бойцов проступила сытая ухмылка. Менещихин выдержал небольшую театральную паузу. – Враг где-то рядом. Он опасен, коварен и метит в самое сердце нашей культурной самобытности. Поэтому наша задача найти его и обезвредить. Приказываю: не расслабляться, сохранять максимальную духовную концентрацию и бдительность. До окончания операции быть непреклонными в чистоте помыслов, несгибаемыми в благородных намерениях, а также внимательно слушать и в точности выполнять все мои приказы.

Шадрин слушал и пытался определить, в какой стадии опьянения находится Менещихин, произнося свою пламенную речь. Ему сильно хотелось пить.

Майор полез в карман кителя и достал оттуда небольшую жестяную коробочку.

– Напоминаю. Каждый из вас подписал обязательство о неразглашении. Но о том, о чем я сейчас расскажу, не то что говорить, поминать всуе запрещается. Всем ясно? Старший лейтенант Шадрин!

Шадрин, услышав свою фамилию, вышел из оцепенения.

– Я.

Менещихин протянул ему жестяную коробочку.

– Раздайте каждому бойцу по одной капсуле, – приказал он.

– Есть. – Шадрин, принимая коробочку, вопросительно посмотрел на Менещихина, но понял, что тот не бредит и не шутит, а сам исполнен какой-то упрямой, несгибаемой решимости.

Шадрин медленно двинулся к строю. Белые двухчастные капсулы с разделительной линией посередине, похожие на известковые окаменелости доисторических насекомых, одна за другой ложились на темные солдатские ладони. Контрактники с интересом разглядывали их, отпуская аптекарские шуточки.

– Себе, – приказал Менещихин, когда Шадрин закончил раздачу.

Сам он тоже аккуратно вытянул двумя пальцами одну и продемонстрировал строю, чтобы ни у кого не возникло сомнений. Потом убрал коробочку обратно в карман.