Когда симпатичный хирург ушел, Ольга с испугом спросила у соседки Раисы, которую давеча мысленно окрестила теткой возле умывальника:

– Со мной все так плохо?

Соседка задумчиво посмотрела на Ольгу:

– Так я ведь не знаю, какой ты была до…

Ольга всхлипнула:

– Нормальной я была до… очень даже ничего. – Она достала зеркало и стала рассматривать свою новую физиономию. Налицо, вернее, на лице, был чистый импрессионизм – одна его половина была синей, другая багровой. Довершал Ольгин прекрасный образ больничный халат времен Очакова. Ольга сникла; осознание собственной беспомощности и бесконечная, изматывающая, звериная боль доводили до исступления, до края отчаяния.

– Ты как сюда попала? – поинтересовалась соседка.

Ольга честно рассказала ей про сценарий, продюсера, ресторан и аварию и по взгляду товарки по несчастью поняла, что для той это все чистое кино: ресторан, любовник, ехали на «Лексусе», попали в аварию! «Счастливая!» – выдохнула тетка Рая и поделилась с Ольгой своей историей. Оказалось, что у Раи все было куда прозаичнее – работала грузчиком, таскала тяжелые ящики, получила травму и попала в больницу. Когда удивленная Ольга спросила, почему Рая работала грузчиком – вроде не самая женская профессия?! – соседка ответила, что так сложились ее жизненные обстоятельства. «Муж не хочет работать, лежит дома с пультом у телевизора тридцать лет и три года, как Илья Муромец, а у нас четверо детей, которых надо кормить. Поэтому, когда подвернулась эта работа, я и пошла, не раздумывая. Жаль, что теперь придется искать другую – здоровье уже не то…»

…Героическая тетка Рая давно храпела возле умывальника, а Ольга остаток ночи, мучаясь бессонницей и болью, размышляла о том, откуда берутся подобные тетки. Когда-то же Рая была девочкой, девушкой, что же ее превратило в тетку? Ведь, наверное, в детстве она не мечтала быть грузчиком? Небось представляла себя принцессой, хотела принца и алые паруса?! А потом из принцессы получилась русская женщина во всей красе! И коня остановит, и в горящую избу без проблем – все-то наши женщины могут, и, глядя на них, поневоле подумаешь о том, что мы живем в эпоху матриархата и что женщины теперь зачастую сильнее мужчин.

На следующий день в палату пришел Гоша – принес Ольге цветы и апельсины, ее одежду и косметику. Ольга тут же переоделась в домашний кружевной халат, синюю половину лица закрасила тоном «Шанель» (получился однородный багровый цвет – все лучше, чем было) и вопросительно взглянула на Гошу: ну, что скажешь? У Гоши был виноватый и несколько хитрый вид, в том смысле, что Гоша не очень-то хотел признаваться в том, что виноват, ни себе, ни, упаси боже, Ольге, и потому, наверное, говорил с ней нарочито бодрым, жизнерадостным тоном – как с дурой. «Лялечка, это ничего! Заживет, как на…»

– Как на собаке! – подсказала Ольга, не удивляясь его оптимизму. Конечно, Гоше-то что, не у него ведь сотрясение мозга и перелом ребер!

Гоша надолго не задержался – предложил Ольге оплатить отдельную палату (она отказалась – общество соседки ее ничуть не тяготило) и ушел: столько дел, столько дел…

Потом Гоша еще пришел в больницу два раза, а затем уже отделывался звонками. А через неделю позвонил и между делом сообщил, что сценарий, который он прежде предлагал писать Ольге, отдали в работу другому сценаристу. В смысле? – не поняла Ольга. Гоша прояснил смысл: мол, никто не знает, сколько она будет приходить в форму, а у них сроки поджимают. Ольга заверила, что сможет сдать сценарий в срок, но Гоша – здесь ничего личного, кроме денег, детка! – твердо сказал, что не может рисковать, и, смягчив интонацию, посоветовал ей не думать о работе, а лечиться. «Спасибо за заботу, – горько усмехнулась Ольга, отложив телефон, – только я не могу позволить себе не думать о работе, потому что у меня на шее пятилетний сын!»