– Кричать не надо, – перехватив мой взгляд, почти ласково предупреждает горбоносый. А его рука больно хватает меня за плечо. – Пора возвращать долги.

И от этого противного прикосновения пузырьки розового шампанского окончательно улетучиваются из моей крови, и я в ужасе понимаю, что я пропала. В темном дворе, с двумя бандитами, которые не настроены шутить шутки.

– Я верну. – Я лезу в карман за купюрами, которыми со мной рассчитался Дэн. – Вот, возьмите.

Мужчина выдирает деньги из моих рук и убирает в карман джинсов. Я тоскливо думаю, что завтра мне будет нечего есть, но я бы отдала все на свете, лишь бы они меня отпустили.

– Этого мало, – хмуро говорит он, продолжая цепко держать меня за плечо.

Синяк будет. И хорошо, если только один.

– Это все, что у меня есть. Пока. Но через месяц я достану деньги, обещаю!

– Ты и так долго испытывала наше терпение, Маша, – хрипло лает он.

– Дайте мне еще месяц, пожалуйста, – молю я, вспоминая наш уговор с отцом Дэна. – Через месяц вся сумма будет у меня.

– Эх, Маша, Маша! – Он качает головой. – Хорошая ты девушка. Красивая. Не хотелось бы портить твое хорошенькое личико. Но вижу, по-доброму ты не понимаешь…

Его крупный напарник делает шаг ко мне, и в его руке мелькает нож. Вжик – и лезвие со свистом рассекает воздух, заставляя меня задрожать.

– Пожалуйста, не надо! – умоляю я. И трусливо думаю о том, что если он меня порежет, мой уговор с отцом Дэна не будет стоить и гроша. Мажор не станет встречаться с уродиной, а его отец постарается изолировать сына от девушки, у которой неприятности.

В сумочке пиликает мобильник, сообщая об смс, и бандит с перебитым носом резко выхватывает сумочку.

– А говоришь, больше ничего нет!

Он находит в сумочке недорогой смартфон, которому уже три года, и разочарованно морщится.

– Дешевка.

Я жду, что он вернет мне телефон, но он сует его себе в карман кожаной куртки, к моим деньгам.

– Будем считать это платой за наш визит, – цедит он. – Хотя наше время стоит намного дороже.

Я закусываю губу от досады. Я надеялась, что телефон хотя бы включат в часть уплаты долга. Вот гад!

Из подъезда доносится собачий лай. Какое счастье, что кто-то собрался вывести питомца на ночь глядя.

– Оставь автограф. – Он подает сумочку своему крупному напарнику с ножом, и я ахаю, когда тот резко вспарывает обивку из кожзама крест-накрест.

Сумочка недорогая, но единственная, что у меня есть.

– В следующий раз я не буду таким добрым, – предупреждает он и возвращает мне истерзанную сумку. – И помни, счетчик тикает!

Я бегу к подъезду, прижимая сумку к груди, как раненого котенка, и навстречу мне выбегает овчарка, которую едва удерживает на поводке женщина лет сорока, живущая на втором этаже. Мы несколько раз встречались на лестнице, и она приветливо кивает мне. Я едва нахожу в себе силы поздороваться в ответ, забегаю в подъезд и тяну на себя тяжелую дверь. Замечаю, как двое мужчин уходят со двора, а овчарка настороженно лает им вслед.

Закрываю дверь до щелчка и несусь по лестнице на последний пятый этаж, мечтая скорее оказаться в спасительной крепости квартиры. Ключи дрожат в руке, сердце бешено стучит. Я открываю замок и влетаю в коридор, с грохотом захлопываю дверь за собой.

– Ты чего шумишь? За тобой черти гонятся? – выглядывает из кухни моя соседка Оля.

Хуже, намного хуже. Но Оле об этом знать ни к чему. Мы не настолько близки, чтобы делиться своими проблемами. Просто снимаем однушку на двоих, чтобы платить дешевле.

– Извини, я случайно хлопнула. – Я наклоняюсь, чтобы снять кроссовки и выровнять дыхание.