сказал, как джентльмен:
– Ужасное мещанство —
семейный
     этот
          плен. —
Он с ней
     расстался
ровно
через пятнадцать дней
за то,
     что лакированных
нет туфелек у ней.
На туфли
     денег надо,
а денег
     нет и так…
Себе
     Маруся
          яду
купила
     на пятак.
Короткой
     жизни
          точка.
– Смер-тель-ный
     я-яд
          испит…
В малиновом платочке
в гробу
     Маруся
          спит.
Развылся ветер гадкий.
На вечер,
     ветру в лад,
в ячейке
     об упадке
поставили
     доклад.
ПОЧЕМУ?
В сердце
     без лесенки
лезут
     эти песенки.
Где родина
     этих
          бездарных романсов?
Там,
     где белые
          лаются моською?
Нет!
     Эту песню
          родила масса —
наша
     комсомольская.
Легко
     врага
          продырявить наганом.
Или —
     голову с плеч,
          и саблю вытри.
А как
     сейчас
          нащупать врага нам?
Таится.
     Хитрый!
Во что б ни обулись,
     что б ни надели —
обноски
     буржуев
          у нас на теле.
И нет
     тебе
          пути-прямика.
Нашей
     культуришке
          без году неделя,
а ихней —
     века!
И растут
     черные
дурни
     и дуры,
ничем не защищенные
от барахла культуры.
На улицу вышел —
     глаза разопри!
В каждой витрине
     буржуевы обноски:
какая-нибудь
     шляпа
          с пером «распри»,
и туфли
     показывают
          лакированные носики.
Простенькую
     блузу нам
и надеть конфузно.
На улицах,
     под руководством
          Гарри Пилей,
расставило
     сети
          Совкино —
от нашей
     сегодняшней
          трудной были
уносит
     к жизни к иной.
Там
     ни единого
          ни Ваньки,
               ни Пети,
одни
     Жанны,
          одни
               Кэти.
Толча комплименты,
     как воду в ступке,
люди
     совершают
          благородные поступки.
Всё
     бароны,
          графы – всё,
живут
     по разным
          роскошным городам,
ограбят
     и скажут:
          – Мерси, мусье. —
Изнасилуют
     и скажут:
          – Пардон, мадам. —
На ленте
     каждая —
          графиня минимум.
Перо в шляпу
     да серьги в уши.
Куда же
     сравниться
          с такими графинями
заводской
     Феклуше да Марфуше?
И мальчики
     пачками
стреляют за нэпачками.
Нравятся
     мальчикам
в маникюре пальчики.
Играют
     этим пальчиком
нэпачки
     на рояльчике.
А сунешься в клуб —
     речь рвотная.
Чешут
     языками
          чиновноустые.
Раз международное,
     два международное,
но нельзя же до бесчувствия!
Напротив клуба
     дверь пивнушки.
Веселье,
     грохот,
          как будто пушки!
Старается
     разная
          музыкальная челядь
пианинить
     и виолончелить.
Входите, товарищи,
     зайдите, подружечки,
выпейте,
     пожалуйста,
          по пенной кружечке!
ЧТО?
Крою
     пиво пенное —
только что вам
     с этого?!
Что даю взамен я?
Что вам посоветовать?
Хорошо
     и целоваться,
          и вино.
Но…
вино и поэзия,
     и если
          ее
хоть раз
     по-настоящему
          испили рты,
ее
     не заменит
          никакое питье,
никакие пива,
     никакие спирты.
Помни
     ежедневно,
          что ты
               зодчий
и новых отношений
     и новых любовей, —
и станет
     ерундовым
          любовный эпизодчик
какой-нибудь Любы
     к любому Вове.
Можно и кепки,
     можно и шляпы,
можно
     и перчатки надеть на лапы.
Но нет
     на свете
          прекрасней одежи,
чем бронза мускулов
     и свежесть кожи.
И если
     подыметесь
          чисты и стройны,
любую
     одежу
          заказывайте Москвошвею,
и…
     лучшие
          девушки
               нашей страны
сами
     бросятся
          вам на шею.
1927

Иван Молчанов

Свидание

Закат зарею прежней вышит,
Но я не тот,