Слушайте же: Бог и святой Петр взывают к вам! Подумайте о спасении ваших душ и душ дорогих вам покойников. Священник, дворянин и купец, девица и мать семейства, юноша и старец – войдите ныне в церковь, в церковь Святого Петра. Склонитесь перед святым крестом, воздвигнутым пред вами и оплакивающим вас. Думали ли вы о том, что в мире сем вы подобны утлому челну, бросаемому бурей – бурей искушений и опасностей? И кто может знать, доберетесь ли вы до безопасной пристани – пристани не для смертного тела, но для бессмертной души? Подумайте: всякий, кто покаялся, исповедал свои грехи и принес достойный плод покаяния, получают полное отпущение всех грехов. Прислушайтесь к голосам дорогих своих родных и близких: они взывают к вам, они стонут: «Сжалься над нами, о, сжалься! Мы терпим страшную муку – а ты можешь за ничтожную цену нас освободить!» Неужели же вы останетесь глухи к этим мольбам? Вот отец взывает к сыну, мать к дочери: «Мы родили вас, вскормили, вырастили, оставили вам состояние: неужто же вы столь жестокосердны и такой малостью не хотите пожертвовать, чтобы нас освободить? Неужели оставите нас здесь, в огне? Не поможете нам скорее увидеть обетованную славу?»
Помните: в ваших силах их освободить. Ведь «едва монета зазвенит, душа на небеса взлетит»[88].
Итак, неужто не хотите вы за какую-то четверть флорина приобрести индульгенцию, которая укажет божественной и бессмертной душе путь в ее небесное отечество?[89]
На протяжении веков церковная бюрократия страшно раздулась и стала походить на правительство или огромную корпорацию, высшие чины которой находятся на недосягаемой для простого народа высоте. Она обретала все больше и больше власти – и правила и законы Церкви все меньше походили на правила христианской общины в начале ее истории. Случись Петру или Павлу увидеть Церковь, какой стала она к 1517 году – несомненно, они изумились бы и не узнали ее.
Практика продажи индульгенций, поначалу согласная с церковным учением, ко времени Лютера перешла всякие разумные пределы. И можно ли ждать иного, когда за дело берется «невидимая рука рынка», не стесненная этическими соображениями? В замечательной книге Brand Luther («Факел по имени Лютер») Эндрю Петтигри называет кардинала Раймона Пероди «великим импресарио торговли индульгенциями», который
…привнес в экономику спасения блестящую логистику и дух театра. Кампании по продаже индульгенций он планировал не менее тщательно, чем военные операции, которые они должны были финансировать. С городами, которые планировал посетить Пероди во время своих турне, заранее заключался контракт, и важное место в нем отводилось делению прибыли (как правило, одна треть – местной церкви, две трети – Пероди и его команде)[90].
Продажа индульгенций. 1521
Против индульгенций выступал не только Лютер; однако их популярность росла и топила в себе возгласы недовольства. В 1489 году один видный богослов из Вюрцбурга решительно выступил против индульгенций. В своих проповедях в местном кафедральном соборе доктор Дитрих Морунг клеймил суеверное представление о том, что кто бы то ни было, пусть даже сам папа, может купить себе сокращение срока в чистилище за деньги. Однако Церковь – в лице кардинала Пероди – явление этого священника-идеалиста не обрадовало. За свое упрямство Морунг был отлучен от Церкви и брошен в тюрьму, где томился целое десятилетие.
После смерти Пероди в 1505 году против индульгенций возвысили голос и другие. Даже Штаупиц в серии проповедей, произнесенных в 1516 году в Нюрнберге, осудил эту практику. В начале 1517 года эти его проповеди были напечатаны на латыни и на немецком. Невольно приходит мысль, что Лютера вдохновил пример его старшего друга и наставника. Надо сказать, что недовольство индульгенциями распространялось не только на Германию. Выступали против них и богословы из парижской Сорбонны. Многие были согласны, что это серьезная проблема, что с ней необходимо что-то делать – но кто их слушал?