– Моя сестра выходит замуж, – объявила она.

Их было пять сестер, две – уже замужние, поэтому Марта спросила:

– Которая же? Мари?

Теперь на выданье была Мари.

– Ну что ты, какая Мари! – нетерпеливо, с пренебрежением воскликнула Марни. – Да разве она когда-нибудь найдет себе мужа? Ведь в ней нет никакой изюминки.

При словах «найдет себе мужа» Марта вспыхнула, нахмурилась и отвернулась. Марни вопросительно посмотрела на нее и встретила такой презрительный взгляд, что тоже покраснела, хоть и не знала почему.

– Ты даже не спрашиваешь кто, – с укоризной, но все же несколько смущенно сказала она и тут же выпалила: – Хочешь верь, хочешь нет – это Стефани.

Стефани было семнадцать лет. Но Марта только кивнула, услышав новость.

Совсем сбитая с толку, Марни промолвила:

– Что ни говори, а она здорово устроилась. У него восьмицилиндровая машина, а ферма даже больше, чем у папки.

От этого «здорово устроилась» Марта снова в душе содрогнулась. Неожиданная мысль вдруг прорезала ее сознание: «Я критикую мать за презрение к людям, а сама презираю ван Ренсбергов и считаю себя вправе это делать только потому, что у меня это – от ума». Однако Марта не могла допустить, чтобы эта мысль приняла у нее отчетливую форму, – она хоть и с большим трудом, но все же занималась самовоспитанием. И, помолчав немного, она через силу выдавила из себя:

– Я рада. Хорошо будет погулять на свадьбе.

Но сказано это было без всякого воодушевления. Марни вздохнула и, чтобы утешиться, посмотрела на свои хорошенькие наманикюренные ноготки. Ей так хотелось бы потолковать по душам с какой-нибудь сверстницей. Хотя среди африкандеров, поселившихся подле фермы ее отца, и были девочки ее возраста, Марни восхищалась Мартой и мечтала подружиться именно с ней. Она чуть не сказала, захлебываясь от смеха, что ей самой уже шестнадцать лет и что на будущий год – если «повезет» – она тоже, как и Стефани, могла бы «найти себе мужа». Однако, встретив взгляд Марты, смотревшей на нее из-под нахмуренных бровей, Марни пожалела, что не осталась на веранде, где обе матери обсуждали захватывающие подробности ухаживания и замужества. Но такова уж традиция: мужчины должны беседовать с мужчинами, женщины – с женщинами, а дети играть с детьми. Марни не считала себя ребенком, тогда как Марта, по-видимому, считала. И Марни решила, что если она одна вернется на веранду, то сможет присоединиться к беседе женщин, а если с ней будет Марта, их непременно прогонят. Она сказала:

– Моя мама сейчас рассказывает все твоей.

На что Марта с безотчетным раздражением заметила:

– Ну, в таком случае она насплетничается всласть. – И тут же добавила, спеша загладить свою неучтивость: – Маме это доставит большое удовольствие.

– О, я знаю, твоя мама не хочет, чтобы ты рано вышла замуж, она хочет, чтобы ты вышла в люди, – великодушно заметила Марни.

Но Марта снова нахмурилась и со злостью сказала:

– Нет, она была бы очень рада, если б я рано вышла замуж.

– А тебе самой хотелось бы, а? – ввернула Марни, пытаясь создать атмосферу, необходимую для того, чтобы «потолковать по душам».

Марта иронически усмехнулась.

– Рано выйти замуж? – переспросила она. – Это мне-то? Да я лучше умру. Связать себя по рукам и ногам детьми и хозяйством…

Марни удивленно посмотрела на подругу, та даже растерялась. Потом вызывающе бросила:

– А мама говорит, что ты влюблена в Джосса Коэна. – На лице Марты появилось такое выражение, что Марни испуганно хихикнула. – Ну, он-то, во всяком случае, влюблен в тебя, ведь правда?

– Влюблен?! – стиснув зубы, процедила Марта.