Фон Бок, реально оценивая обстановку, не испытывал повода для торжества. 1 декабря он докладывал Верховному главнокомандованию вермахта: «Сражения последних 14 дней показали, что “полное уничтожение” противостоящей нам русской армии является не более чем фантазией. Остановиться у ворот Москвы, где сеть шоссейных и железных дорог является наиболее густой во всей восточной России, означает завязать тяжелые позиционные бои против значительно превосходящего нас по численности противника. Между тем войска группы армий совершенно к этому не готовы. Но даже если невозможное станет возможным и нам в ходе наступления удастся поначалу захватить новые территории вокруг Москвы, у меня все равно не хватит войск, чтобы окружить город и плотно запечатать его с юго-востока, востока и северо-востока. Таким образом, проводящееся сейчас наступление является атакой без смысла и цели (выделено нами. – Авт.), особенно учитывая тот факт, что время приближается к роковой черте, когда силы наступающих войск будут исчерпаны полностью»[71].

Этот вывод примечателен тем, что фон Бок признал провал плана блицкрига. Он считал, что если группе армий «Центр» придется вести зимой оборонительные бои, то это возможно, лишь при условии усиления не менее чем 12 дивизиями, предоставления времени для наведения порядка на железных дорогах, обеспечения регулярного снабжения войск и создания необходимых запасов. Если оба эти условия не будут соблюдены, то следует найти в тылу группы армий удобные для обороны «спрямленные позиции», которые войска смогут занять, как только соответствующий приказ будет издан.

К 5 декабря в 70—100 км к западу от Москвы наступило временное затишье. Операция «Тайфун» захлебнулась. Стратегическая инициатива стала переходить к Красной Армии. В ходе Московской стратегической оборонительной операции она понесла значительные потери: безвозвратные – 514 338, санитарные – 143 941 человек, 2785 танков, 3832 орудий и миномета, 293 боевых самолета[72]. Потери противника только в период с 16 ноября по 5 декабря составили 155 тыс. человек, 777 танков, сотни орудий и минометов.

По указанию Сталина в ночь на 5 декабря Василевский выехал в штаб Калининского фронта, чтобы лично передать командующему фронтом директиву на переход в контрнаступление и разъяснить ему все требования по ней. После этого Александр Михайлович вернулся в Москву, переоделся в парадную форму и поехал в Кремль. Здесь Сталин проводил прием в честь председателя совета министров Польской Республики генерала В. Сикорского.

Сталин, поздоровавшись с Василевским, спросил:

– Какое настроение у товарища Конева?

– По-моему, боевое. Завтра утром начинает контрнаступление, обещал выполнить директиву Ставки.

– Это уже хорошо… А что это у вас на мундире один лишь орден Красной Звезды и медаль «XX лет РККА»? Почему не надели остальные ордена и медали?

– У меня их нет…

– Вот как? – удивился Сталин. – А за что вас наградили орденом Красной Звезды?

– За добросовестную работу в Генштабе во время войны с Финляндией.

– Да, негусто у вас с наградами, – покачал головой Сталин и пригласил всех следовать за ним в зал приема…

Поздно ночью Василевский вернулся домой. В почтовом ящике обнаружил два письма от супруги. Усевшись на диван, Александр Михайлович раскрыл первое письмо и стал читать.

«Саша, милый!

Если ты думаешь, что мне здесь с Игорьком хорошо, то ошибаешься. Страшно по тебе скучаем. А вчера мне приснился странный сон. Будто мы с тобой в подмосковном лесу собираем грибы. Ты в белой рубашке, я в твоем любимом голубом платье. У большого куста крапивы я увидела белый гриб. Протянула руку, чтобы сорвать его, и тут меня укусила… змея! Я вскрикнула от боли. И тут я проснулась… Была вся в поту, во рту горчило, словно глотнула перца, появилась тошнота…