«1. Прошу приобщить к делу постановление ЦК Компартии Азербайджана, состоявшееся в 1920 году, по вопросу о моей службе в мусаватистской контрразведке;

2. Приобщить к делу письмо Серго Орджоникидзе на имя Дзержинского, направленное в конце 1925 или начале 1926 года, с приложением к нему выписки из постановления ЦК Азербайджана по вопросу службы в мусаватистской контрразведке. Это письмо, мне кажется, хранится в моем архиве;

3. Прошу также приобщить к делу мое объяснение на имя И. В. Сталина по поводу службы в мусаватистской контрразведке, поданное мною в 1938 году;

4. Стенограмму выступлений на пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году по вопросу моей службы в мусаватистской контр разведке в связи с заявлением Г. Каминского на меня;

5. Переписку за период пребывания на Закавказском фронте со Ставкой Верховного главнокомандующего;

6. По некоторым вопросам прошу меня дополнительно допросить».

Но Генеральный прокурор СССР Р. Руденко, стряпавший дело против Берии, отказал последнему во всех его просьбах. Организаторы «дела Берии» уже назначили маршала Советского Союза британским шпионом. Но бред этот стойко овладел их умами. И вот уже группа товарищей – Маленков, Молотов, Хрущев и Круглов – совещаются 12 августа 1953 года и поручают МВД провести расследование связи Берии с Черчиллем (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 466. Л. 106).

Начальник кафедры Высшей военной академии имени Ворошилова некто А. Субботин вдруг вспомнил, что в 1942 году для Берии готовили в Тбилиси комнату, «необходимую ему якобы для приема и переговоров с английским военным представителем». В этот момент, кстати, Британия вместе с нами сражалась с фашистской Германией. Была ли встреча, Субботин не знает и даже не слышал ничего по этому поводу. Но раз комнату готовили, то этого вполне достаточно для обвинения Л. П. Берии: «…я, со своей стороны, считаю, что этот факт приема англичанина в условиях сложной военной обстановки говорит о преступной связи Берия и Штеменко (представитель фронта в Генштабе. – А.Г.) с англичанами, направленной против интересов нашей Родины», – пишет в завершении своего доноса бдительный начальник кафедры (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 481. Л. 129–130).

В условиях полной неразберихи и череды войн, сотрясавших Кавказ, работа разведок, а их тут находилось немало, часто переплеталась самым неимоверным способом. Оставшаяся здесь агентура Генерального штаба царской армии после 1917 года частью работала на Деникина и Добровольческую армию, а частью – на Турцию: в ее составе было много этнических азербайджанцев. ВЧК строила здесь собственную сеть, и используя старые кадры, и засылая или вербуя новых агентов. Отдельной разведывательной деятельностью занимались военные: та же 11-я армия, воевавшая на Кавказе.

О работе разведок у нынешних поколений сформировался определенный стереотип, связанный с событиями Второй мировой войны и послевоенного противостояния Соединенных Штатов Америки и СССР. Конечно, многие принципы шпионажа не меняются столетиями, но прогресс вносит изменения и в деятельность разведчиков. И если рассматривать 1920-е годы на Кавказе, то нужно помнить, что тогда для многих понятие родины стало в одночасье весьма расплывчатым. Где родина для русского офицера, выпускника Николаевской академии? Уточним вопрос: для белого офицера, воюющего под началом генерал-лейтенанта А. И. Деникина? А для азербайджанского генерала?

А ведь для Лаврентия Берии все было ясно – его биография говорит об этом. И работа в Организации оставалась лишь работой, тем заданием, что молодой человек получил от Бакинского совета, то есть от большевиков, и которое с честью выполнил.