Послышались громкие крики и испуганное лошадиное ржание. Свалившийся с неба мешок, похоже, внёс смятение в размеренное движение войска. Руся в азарте схватился за второй. Бах! Так-то! Бомбарада максима!

Эх, если бы у него были настоящие снаряды! Ну-ка, ещё!

«Бомбардир» поднатужился, и очередной балласт полетел вниз. Теперь выстрелы были почти не слышны, – шар снова набрал высоту и его уносило в сторону. Мешки с песком кончились. Резервов больше не было, но фанат воздушной артиллерии ещё долго в беспечном воодушевлении пританцовывал босыми ногами и выкрикивал: «Йес!» и «Раша, Раша, победа будет наша!»

Близился вечер. Высокое летнее небо плавно вращалось на запад. Вместе с ним медленно двигался летучий корабль, озарённый оранжевым вечерним светом. Внизу петляла река, в её зеркальных изгибах блистало клонящееся к закату солнце.

Шар неторопливо снижался: шёлковая оболочка из тафты пропускала водород.

Руся, наконец, признался себе, что шар не может летать вечно. Пора было подумать о приземлении. Руся стал осматривать снасти.

Он давно приметил рукав с клапаном, выходящий из оболочки аэростата, к которому была привязана веревка.

– Интересно, это что за хобот? Газ, что ли выпускать? Ну, точно! Значит, это – тормоз!

Вовсе это был не тормоз. Но отворив клапан, действительно можно было выпустить излишек газа.

«Хобот» был устройством для выравнивания давлений. На оболочку воздушного шара снаружи всегда давит воздух, а изнутри – заполняющий её газ. На большой высоте давление воздуха заметно меньше, чем у поверхности земли. Если шар поднимется очень высоко, а давление водорода в нём останется прежним, он может взорваться.

В истории воздухоплавания уже были известны трагические случаи, когда водород распирал оболочку изнутри и разрывал шар. Поэтому инженер Леппих и снабдил аэростат подобным устройством.

Этого Руся не знал. Однако догадался, что теоретически клапаном можно было бы воспользоваться для управляемого быстрого снижения.

– Вот именно что – теоретически, – с сомнением вздохнул он.

Между тем аэростат и без посторонней помощи опустился так низко, что до Руси донёсся еле уловимый запах костра. Послышались отдалённый смех и крики, плеск воды. На берегу и в воде шевелились маленькие фигурки. Кто-то купался на излучине.

Чуть ниже по течению река делала широкую петлю и поворачивала на юг. Шар, меж тем, двигался по прямой и уверенно стремился к лесу.

Лес вообще-то не самая лучшая площадка для приземления аэростата. Перспектива повиснуть на суку Русю не прельщала. Нет, уж лучше в воду.

Пусть это было неверное решение, но это было решение.

Руся принялся довольно нервно расковыривать завязанный клапан. Не получалось. Тогда он с остервенением дёрнул за верёвку. С тихим шипением водород устремился вон из оболочки.

Шар так резко пошёл на снижение, что у Руси желудок толкнулся о ребра. Стало страшно. Запаниковав, он сделал нелепую попытку завязать рукав обратно. Куда там!

Бросив бессмысленную возню с клапаном, Руся ринулся на корму. Он вскарабкался на борт гондолы и выпрямился, держась рукой за канат.

Купавшиеся с криками бросились врассыпную.

Руся отчаянно заорал и спрыгнул с борта навстречу ветру.

С шумом и плеском гондола обрушилась в реку. Опавшая шёлковая оболочка какое-то время колыхалась на берегу. Затем распласталась гигантской дохлой камбалой, окончательно испустив водородный дух.

Из камышей высунул голову водяной, облепленный тёмными лохмотьями тины. Бедняга задыхался и отплёвывался. Кое-как прокашлявшись, он устремился к берегу, разгребая воду руками. Выполз на низкий заболоченный берег и, шатаясь, поднялся на ноги.