– Я знаю, что такое буквы!

– О… Круто. Грац. Значит, начнем не с нуля.

– Что начнем?

– Читать учиться. И считать.

– Считать я умею! Вот. Раз, два, три, шесть, пять, шесть… или шесть уже было?

– Все, хватит. Ни хрена незачет. Для начала, давай ка я тебе пару-другую языков включу. А то на совсем отсталом наречье общаемся…

– Я, кроме нормального человеческого, знаю еще латынь, греческий, галльский и арабский! И мы сейчас не на отсталом наречье, а на Великом Могучем Франкском языке разговариваем! Самом выразительном и лучшем во всем божием мире!

– Хм… Ладно, ладно… Беда в том, что франкский настолько могуч, что его постеснялись включать в список функциональных. Так же, как и галльский, к слову… Латынь и греческий знаешь досконально? Или так, в пределах общеобразовательно-рыцарского курса? Сто слов? В сумме?

Рыцарь хмуро пожал плечами…

– А что до арабского… Думается, все познания в нем сводятся к «Сдавайся!» и «Где зарыты деньги?». Я прав?

– Еще «Отдавай еду, презренный!»

– Великолепно! Ладно, Полбу, готовь лоб. Щас получишь по лбу.

– Благородные люди…

– Давай так. Я тебя ударю четыре раза. Потом ты меня. Если захочешь. Ты не сопротивляешься. Я тоже не буду. Идет?

– А зачем? Зачем это все???

– Ты так и хочешь недоразвитым дистрофиком остаться? Чтобы сквозняком сдувало, и мышь могла загрызть? Нет? Тогда кончай разговорчики и подставляй лоб.

Вздохнул Полбу и повиновался. И снова получил по лбу. Быструю, молниеносно быструю серию ударов. Бум-бум-бум. БУМ. «Теперь на четырех я больше никогда не собьюсь, – подумал Константин, лежа на деревянном полу горницы. – На всю жизнь запомнится это последнее БУМ».

– Живой? – склонился над ним посадник. – В глазах не темно? В ушах не звенит?

– Нет, граф, все нормально, слава Господу, – ответил рыцарь, и только теперь понял, что спросили его не на франкском. А на каком-то другом языке. И ответил он на нем же. – Я сам встану.

Барон проигнорировал протянутую посадником руку и примостился на табурет. Лоб после первого шока, вопреки ожиданиям, не болел и даже не горел. А напротив, казалось, ледяной компресс приложили… Впрочем, это ощущение проходило довольно быстро.

– Это небольшой тебе подарок. Новгородский, русский, английский и китайский. Китайский, видно, с трудом усваивается… Но это ничего, с непривычки, бывает, люди и косить начинают… А ты ничего, крепок на голову, не чета некоторым, – Дымов выразительно посмотрел на старосту и снова рассмеялся непонятно почему. Казалось, к нему вернулось прежнее хорошее настроение. Боромир, наоборот, помрачнел. Обиделся на что-то.

– Давай теперь поговорим на всех на них, для закрепления материала, так сказать. Расскажи о себе. Просто все, что вспомнишь и сочтешь нужным сказать. А я буду вопросы наводящие задавать. Я смотрю, ты как-то напрягся весь. Четыре удара свои никак использовать решил?

– Нет, граф. Я понимаю, вы меня не били, просто в голове, мозгу на нужное место повернули. Как-то вы это умеете… Видно, человек вы божий, раз вам такая способность полезная дадена. Хоть и еретик паршивый, тут однозначно. – Новгородская речь вперемешку с русскими словами совершенно без всякого напряжения текла из Константина журчащим ручьем. К слову, эта самая речь, отличается от привычного нам русского, как маньчжурский от китайского.

– То есть рукоприкладство отменяется? – усмехнулся посадник.

– Напротив, граф, я вам весьма признателен и благодарен. В качестве ответной любезности, во время нашего смертельного поединка чести я буду сражаться левой рукой.

– Благородно! – расхохотался Дымов. – Ну, учитывая, что это еще далеко не все, и по лбу ты от меня получишь еще не единожды… Придется тебе сражаться левым яичком. Все остальные части тела к тому времени будут в порядке ответной любезности исключены из боя… Ну, ладно, давай, рассказывай…