А через несколько дней, вернувшись из школы, Петя буквально ворвался в переднюю:
– У меня три пятёрки! Целых три пятёрки! Не веришь? Смотри! – кричал он и совал маме свои тетрадки, чтобы она поглядела, какие хорошенькие круглые пятёрочки выставила ему Клавдия Сергеевна. – И за чтение, и за письмо, и за арифметику…
– А говорил, что будут «плошки», «пёсики», – разглядывая первые Петины отметки, сказала мама. – Где же?
– Ты разве… – Петя с удивлением смотрел на маму. – Ты разве хотела?..
– Да нет же, нет! – засмеялась мама. – Глупый! Только зачем же было пугать человека разными там «плошками» и «пёсиками»?
Однажды утром, вбежав в класс, Петя и Вовка увидели на своей парте, как раз на том самом месте, где обычно сидел Вовка, какого-то совершенно незнакомого мальчика. Причём мальчик этот расположился на Вовкином месте как у себя дома. В ложбинку для перьев он положил карандаш и ручку, а книги и тетради, видимо, убрал внутрь. Поставив оба локтя на крышку парты и обхватив ладонями щеки и подбородок, он тихонько разглядывал ребят.
Одним словом, по всему было видно, что новенький устроился здесь прочно и не собирается уступать этого места ни Вовке, ни кому-нибудь другому.
Ну можно ли было стерпеть такое неслыханное самоуправство! Вова и Петя переглянулись и мгновенно оба кинулись на защиту своего места.
– Выкатывайся! – крикнул Вовка, грозно надувая красные щёки. – Нашёлся… тоже!
– Сейчас же… сию минуту убирайся! – кричал Петя, тоже наступая на мальчика. – Сейчас же!
От такого натиска даже мужественного человека бросило бы в дрожь! А мальчик был маленький, бледный, с тонкой шейкой и перепуганными глазами. Неудивительно, что его сразу затрясло. Он торопливо вскочил. Стал собирать книги, тетради, карандаши… Всё это принялся завёртывать в газетную бумагу. Его веснушчатый носик морщился. Он моргал, кажется собираясь заплакать. Стал бочком вылезать из-за парты!
А Вовка, едва лишь мальчик освободил место, сразу пришёл в благодушное настроение. С видом победителя он легонько щёлкнул новенького по затылку и, не теряя времени, принялся выкладывать из портфеля книги и всё остальное.
Довольный тем, что всё обошлось сравнительно легко, без тумаков, мальчик нерешительно топтался со своими пожитками между партами, не зная, куда деваться.
В это время в класс вошла Клавдия Сергеевна.
– Ты почему встал? – спросила она, подходя к новенькому. – Раз я тебя посадила – значит, и сиди.
– На моём месте? – с возмущением вскричал Вовка. – А я куда же?
Клавдия Сергеевна быстрым взглядом окинула класс. Проговорила:
– Теперь ты будешь сидеть на третьей парте. Рядом с Таней Тихоненко.
Вовка сердито засопел. Не хочет он уходить со своего места. Не хочет, и всё! Почему именно он? К тому же на одну парту с девчонкой… Где же справедливость?
Но Клавдия Сергеевна внимания не обратила на расстроенное Вовкино лицо. Как ни в чём не бывало продолжала:
– Митя Фёдоров, ты сядешь на вторую парту… С последней тебе плохо видно. И я тебя тоже не совсем хорошо вижу… А вот Катя Лялина сядет на Митино место. Ведь она у нас самая высокая!
И не успели они оглянуться, как Клавдия Сергеевна рассадила их всех по-новому. И вот ведь как у неё получилось: самые смирные уходили к самым разговорчивым, озорники оказались соседями тихонь, а прилежные и аккуратные ученики попали рядышком с лентяями.
Но всего этого Петя, конечно, не заметил. Он был удручён не меньше Вовки. Подумать только: они просидели рядом чуть ли не целых пять дней – и вот, нате вам! – ни с того, ни с сего, их вдруг взяли и разлучили.