– Лучше не бывает. Приказать принести?

Бебий усмехнулся.

– Тогда пусть подадут и какую-нибудь рыбу. Очень соскучился по свежей рыбке, особенно зажаренной так, как умеют только в Риме. У варваров вся пища пресная. Едят грибы, – император невольно поморщился, а Бебий продолжил, – лесные ягоды… Хлеб не прожевать. Поразительно, Марк, но все эти годы я ни о чем более не жалел, как о приготовленной умелым поваром камбале. Помнишь ту вкуснятину, что вылавливают в море возле Равены. Казалось, вокруг реки, ручьи, в них полно рыбы – ставь вершу и хватай руками. Ан нет!.. Всегда мечтал о камбале, здоровенной, – Бебий сотворил руками огромный круг и вздохнул. – Говоришь, у тебя хороший повар, Марк?

– Императорский, – пожал плечами принцепс и окликнул Феодота: – Сходи в поварню. Пусть постараются.

– Слушаюсь, господин.

Бебий удивленно глянул на раба.

– Хвала Христу, это же Феодот!

– Он самый, господин, – ответил раб.

Феодот не мог скрыть удовольствия, что спустя столько лет друг хозяина узнал его.

– Ах ты, старый развратник! – добродушно обругал его гость. – Помнится, ты ухлестывал за моей рабыней. Смущал ее недозволенными речами. Помнишь, как ты упросил своего господина купить ее у меня?

– Помню, господин. Как же мне забыть Бернадоту.

– Так ты женился на ней? Наверное, завел кучу детишек? – спросил Бебий.

– Нет, господин, – Феодот прочистил горло.

– Что так?

– Боги прибрали. Умерла она во время моровой язвы.

– Да-а, дела… Спаси Господь ее душу!

В этот момент Марк подал голос:

– Умерла с радостью.

– Как это? – удивился гость.

– Домогался я ее, Бебий. Хотел взять силой, правда, потом одумался. А тут болезнь пошла косить. Так что на мне много грехов – так, кажется, вы называете проступки, противные человеческой и космической природе, за которые человека после смерти ввергают в мрачный Аид. Скажи, Бебий, спасение для меня возможно?

Бебий пожал плечами.

– Спасти душу может каждый, тем более ты, о ком разве что песни не складывают.

– Для этого надо уверовать в распятого мошенника?

– А вот это тебя не красит, Марк. Стоит ли укорять пусть даже самого распоследнего раба, самого кровожадного разбойника в том, что он пострадал на кресте?

– Я согласен, если только потом его сообщники не начинают разносить повсюду так называемую благую весть и морочить головы людям неким таинственным воскрешением.

– Марк, я устал. У меня мало времени, чтобы вдаваться в риторические дискуссии. Я должен сообщить тебе что-то важное.

– Говори.

– Я послан к тебе с предложением мира. Ариогез желает подтвердить обязательства, взятые на себя прежним царем, и выполнить все условия мирного соглашения, заключенного два года назад. Но это еще не все. В окружении царя квадов открыто говорят о том, что сарматы вот-вот начнут войну. Ночью, перед тем, как германцы перевезли меня через Данувий, кто-то, невидимый во тьме, тайком шепнул мне, что сами квады начнут переправляться через три дня. Он просил предупредить тебя.

– Где?

– Не берусь утверждать, но, скорее всего, возле Карнунта.

– Но ты же утверждаешь, что Ариогез внял голосу разума? Что восторжествовала мудрость? Что он желает заключить мир.

– Нет, Марк. Я этого не утверждаю. Наоборот, считаю, это просто коварная уловка. О мире племенные вожди во главе с Ариогезом рассуждали только в моем присутствии, а между собой они называют этот мир позорным. Я не раз слышал призывы отправиться на помощь сарматам. Простые воины на сходках кричат, что не потерпят унижения.

– Интересно. Значит, говоришь, уловка. Что же Ариогез задумал на самом деле?