– Нет, – вынуждена была признать ВПЗР.

– Вот видите. А ПиСиПи – такая же электроника. Забудьте о нем. Купим новый.

– Где? Здесь, на Талего?

– Не думаю, что здесь. Но где-нибудь, да купим. В более цивилизованном месте. Идемте…

Почему Талего, гребаный остров, до сих пор не используют как площадку для съемок футуристических ужастиков? Именно так будет выглядеть мир после Апокалипсиса – ничего и декорировать не надо!..

То, что открывается взгляду с пристани:

каменистая пустынная дорога, ведущая к домам;

одинокий катер размером с крейсерскую яхту. Катер на полкорпуса забросан камнями;

одинокая туша собора;

одинокие высохшие пальмы, из-за ветра их стволы гнутся едва ли не до земли;

одинокое приземистое здание справа от домов – филиал валенсийского океанариума, летом оно смотрелось веселее;

силуэт маяка «Cara al mar» – где-то у линии горизонта;

перевернутые кверху днищами лодки – их не меньше двух десятков;

врытый в землю щит с надписями на четырех языках:

BIENVENIDOS!

WELCOME!

BIENVENUE!

WILLKOMMEN!

«Добро пожаловать!» – как же!.. В постапокалиптическом контексте Талего это смотрится откровенным издевательством. С другой стороны, крылатую литературно-кинематографическую фразу «Добро пожаловать в ад!» еще никто не отменял. И немудреная песенка «Холодный день в аду» уже давно стала поп-классикой.

Наверное, таким он и должен быть – холодный день в аду.

Хотя ВПЗР всем своим видом пытается доказать обратное: это всего лишь холодный день в раю, Ти. Завтра будет теплее!

Получается неубедительно.

И насчет завтрашнего тепла – тоже неубедительно. Возможно, кто-нибудь из местных объяснит мне, почему на Талего такой колотун. В материковой Санта-Поле было никак не меньше шестнадцати градусов, обычная для средиземноморского побережья температура, даром что январь на дворе. А здесь… Меня не покидает ощущение, что воздух едва прогрет. Как будто и не уезжали из Питера: ветер, холод и сырость, пронизывающая до костей.

– Ну, вы по-прежнему счастливы? – спросила я у ВПЗР, на секунду тормознувшейся у щита с bienvenidos.

– И даже больше, чем раньше. Но меня мучает один вопрос…

– Какой?

– Почему здесь нет приветствия на русском?

– А почему здесь должно быть приветствие на русском?

– Потому что русских в Испании полно. Могли бы и написать, проявить уважение к великой стране, корона с головы не упала бы…

Я слишком долго нахожусь рядом с ВПЗР и прекрасно понимаю, откуда растут ноги у ее мелкотравчатого недовольства каким-то дурацким плакатом. Клоном таких же плакатов, что сотнями понатыканы по всему побережью. Раньше она даже не замечала их, а теперь…

Теперь ВПЗР недовольна глобально, хотя и пытается это скрыть. На Талего, гребаном острове, все оказалось совсем не так, как она ожидала. Ни тебе ясной погоды, ни тебе легкого умиротворяющего бриза. Вот она и ищет крайнего, чтобы излить накопившуюся желчь. Сейчас это – плакат, а спустя пять минут могу оказаться я. Гнев на саму себя ВПЗР не обращает никогда, бережет собственные нервишки, портя при этом нервишки окружающим, – видимо, это и есть одно из условий зачисления в когорту избранных. Необходимое и достаточное.

– Да-а… Лучше бы нам было махнуть на Таити!

– Лучше будет, если ты займешься нашим обустройством, Ти. Что-то я не вижу здесь людей.

– Значит, сбылась ваша мечта. Поздравляю. И потом… Вы что думали, они будут встречать вас с караваем и в кокошниках?

– В матадорских шапках, – огрызнулась ВПЗР. – Ты говорила, что этот твой хлыщ… Не помню, как его зовут… Предупредил аборигенов о нашем приезде.

– Предупредил. Но это не означает, что они всем скопом выбегут за околицу и постелют вам красную ковровую дорожку.