Я склоняюсь ко второму и мысленно повышаю ставку с пятидесяти евро до ста английских фунтов. А ВПЗР тем временем подманивает меня пальцем.

– Долго нам еще тут болтаться, как говну в проруби? – недовольным голосом спрашивает она, когда я усаживаюсь рядом с ней.

– Минут сорок… Может быть – час. Или полтора.

– Ты меня с ума сведешь! Сорок минут и полтора часа – две большие разницы!

– Учитывая погоду, не очень большие. Видите, какие волны? Плыть по прямой невозможно, приходится постоянно лавировать.

– Хочешь сказать, что этот мужлан лавирует? Не лечи меня, я знаю, что такое «лавировать». А также – что такое ложиться в дрейф, менять галсы путем оверштага или фордевинда и идти острым курсом!..

Она – знает, это чистая правда. Вернее, как обычно прикидывается, что знает. В одной из ее книжек фигурировал яхт-клуб, а героями, соответственно, были яхтсмены. Там же имела место международная регата, потребовавшая от участников невероятного напряжения душевных и физических сил. И проверку на вшивость герои не прошли. Таково кредо ВПЗР: никто не в состоянии пройти проверку на вшивость. Рано или поздно все ломаются, подличают и сжирают друг друга с экзистенциально-эскайпистским гарниром. Да-а… Роман воспитания, даже самый захудалый, ей не по зубам!

– Скажи ему, пусть ускорится! – пихает меня в бок ВПЗР. – А то мы здесь окоченеем к чертовой матери!..

– Я не могу диктовать условия профессионалу…

– Этот мужлан – профессионал? Не лечи меня, я знаю, что такое «профессионал».

Она – знает, это чистая правда. Более того, она держит профессионала при себе и каждый день здоровается с ним в зеркале. Поскольку профессионал – она сама. А других профессионалов (ха-ха!) днем с огнем не сыщешь. И на эту полностью оторвавшуюся от реальности сучку эгоцентричнуюскотину козу драную, которая цены себе не сложит, я имею несчастье впахивать уже пять лет!

– Пойди и скажи ему, – продолжает настаивать ВПЗР.

– Вот пойдите и сами скажите.

– Издеваешься? Знаешь ведь, что я в испанском ни в зуб ногой!

Тушить пожар, разгорающийся в недрах ВПЗР, приходится быстро и всеми имеющимися в наличии средствами:

– Наш кормчий порекомендовал не делать резких движений. Не раскачивать судно. Сидеть смирно. Поскольку постоянно идет большая волна и катер может потерять остойчивость. Хотите, чтобы мы утопли, как котята в ведерке?

– Не хочу.

– Вот и сидите. Смирно.

Ничего такого старина Фернандо не говорил, но отказать себе в возможности хоть как-то построить ВПЗР я не могу.

Она затихает минуты на три, но потом снова начинает пихать меня в бок.

– А что еще он говорил?

– Да так… Рассказывал про Талего.

– Интересно…

– Ничего интересного. Сплошная задница.

– Задница? Что значит – «задница»?

– То и значит. Ун лугар дэ пердисьон. Гиблое место, совершенно не приспособленное для зимнего релакса.

– Вообще-то я туда работать еду, а не релаксировать, в отличие от некоторых… И все это – вранье! Мы ведь уже были там, вспомни! И ты была согласна с тем, что более очаровательного уголка нам не попадалось. И выразила желание приехать снова… Поправь, если я ошибаюсь!

О господи, кривозеркальная реальность форэва! Я и словом не обмолвилась об «очаровательном уголке» и тем более не выражала желания снова в него забиться. Упреки в моем возможном релаксе на фоне каторжного труда ВПЗР тоже несостоятельны. Как будто не она сама затаскивает меня на Талего, гребаный остров, – не мытьем, так катаньем!..

– Вы не ошибаетесь…

– То-то!

– Вы сознательно приписываете мне вещи, которые я не говорила и не делала… А я просто пытаюсь донести до вас мысль, что зимой на Талего не совсем уютно.