Нелепейшее занятие!

О любви – обычным языком?

Можно и так.

Но все-таки – о любви…

И мне захотелось, чтобы вы прочитали не просто биографический роман, а нечто театрально-прозаически-биографическое.

Чтобы Мария Монтессори предстала не просто великим педагогом, но героиней некоего спектакля. Пусть и «поставленного» на бумаге.

Существует несколько причин, которые заставляют меня быть непривычно театрализованным: скажем, вместо знакомого слова «глава» использовать странное для прозаического произведения, но вполне себе театральное понятие: «действие»; писать про занавес; оформлять некоторые цитаты, словно реплики героев пьес…

В общем, театрализовать прозу сколь возможно, дабы эта театрализованность не отвлекала от сути.

Зачем? Почему?

К чему, например, вот это: «действия», а не «главы»?

Ну, во-первых, это красиво.

Кроме того, каждый этап жизни Марии Монтессори – это, действительно, действие, деланье, движение.

Кажется, что за свои 82 года героиня этой книги не отдыхала никогда: двигалась, двигалась, двигалась к своей главной цели: воспитать новое поколение детей так, чтобы человечество стало другим, чтобы оно улучшилось.

Если вам нужен пример абсолютного человека-действия, то – это именно она: Мария Монтессори.

Помимо этого, я очень люблю театр: пишу пьесы, ставлю спектакли и по своим пьесам, и по чужим. Моя биографическая проза с театральными вставками – привет любимому театру!

Ну и наконец, последний аргумент в пользу немного «театрального» оформления моей книги. Пусть оно будет таковым еще и в память о первой мечте нашей героини. Монтессори грезила об актерской судьбе и немало сделала для осуществления своей детской мечты, от которой, сугубо по собственной воле, отказалась.

Почему?

Разберемся.

Но театр для нее – мир неслучайный и интересный.

Итак. Начинаем наш книжный театр.

Занавес закрыт.

Из-за него робко выглядывает Автор.

Выходит. Неловко кланяется. Мнется.

Автор, то есть я, готовится сделать то, что в прологе (предисловии) всегда стараются сделать авторы: объяснить то, что, скорее всего, и не нужно, да и невозможно никому растолковать, а именно: те сложности, с которыми столкнулся автор при написании книги.

Начинаю со стихов:

так писал замечательный русский поэт ХХ века Николай Глазков.

Вывод сей, однако, относится не только к истории народов, но и к жизни отдельного человека: чем печальнее и сложнее складывается судьба, тем интереснее ее описывать биографу. И соответственно, наоборот: чем меньше в жизни перипетий, тем труднее о ней рассказывать.

Книга о Марии Монтессори – третья из моих биографических романов о великих педагогах, которые удостоились чести выйти в знаменитой серии «Жизнь замечательных людей». В связи с чем редакторам и издателям серии – моя душевная авторская благодарность.

За 90 лет своего существования «ЖЗЛ» рассказала лишь о двух великих педагогах: одна из первых книг серии была посвящена Песталоцци, затем – Ушинскому, которая несколько раз переиздавалась.

И всё!

А тут за пару лет – три педагогических гения! Земной поклон и признательность.

Первых двух героев моих книг жизнь мучила и испытывала бесконечно, жестко, а порой и жестоко.

Иоганн Генрих Песталоцци. Швейцарский гений. Первая книга о нем, вышедшая в «ЖЗЛ» в 1933 году, была излишне политизирована. И я решил напомнить о создателе теории природосоответствия, на которую опирались все серьезные умы в педагогике, в том числе и Мария Монтессори.