– Мадам, ну и что, по-вашему, император может мне сейчас предложить?! – воскликнул король. – Дело вовсе не в Уолси, а в установлении баланса сил в Европе. Если Карл хочет получить свободу, он ее получит, но ценой тому будет подписание мной нового договора с Францией. И тогда пусть поостережется!

– Генри, послушайте меня, пожалуйста!

– Попридержите язык, Кейт! Вы не в том положении, чтобы что-либо требовать.

Мать поджала губы и встала, посмотрев мужу в глаза:

– Генри, ваши интересы – это мои интересы. И я не способна что-то сделать или сказать в ущерб нашему общему делу. Мне искренне жаль, что Карл совершил подобную низость. Но я в этом не виновата, и вы, ради всего святого, не должны меня строго судить, хотя он и мой племянник. И если бы я увидела Карла прямо сейчас, то высказала бы ему все в лицо!

– Ну попадись он мне прямо сейчас! – прорычал Генрих, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Отец, значит, я не выйду замуж за императора? – растерянно спросила Мария.

– Нет, дитя мое. И считайте, что вам повезло! Я никогда не выдал бы свою дочь за монарха, неспособного держать слово!

Когда он вышел из комнаты, Екатерина, несмотря на страшный удар, попыталась выдавить ободряющую улыбку, и Мария подумала, что в сложившейся ситуации со стороны отца было жестоко вымещать свой гнев на жене.

– Мария, не нужно обижаться на Карла, – сказала мать. – Он вынужден учитывать сложный политический расклад. Ему двадцать пять лет, и он нуждается в наследнике. Моя племянница Изабелла уже достигла детородного возраста, и я подозреваю, что на Карла оказали давление. Не принимайте это на свой счет, дитя мое. Династические браки совершаются сугубо из политических соображений.

Несмотря на внешнюю браваду, королева с трудом сдерживала слезы по разбитым мечтам, отчего Марии даже стало немного стыдно, ибо она не чувствовала ничего, кроме облегчения, что теперь не придется расставаться с матерью.

На следующий день Мария играла в частном саду королевы. Чтобы поднять воспитаннице настроение, леди Солсбери помогла ей сделать несколько бумажных куколок и нарядить в платья, вырезанные из книжки с выкройками, которую королеве прислали из Италии. И вот сейчас Мария сидела в маленьком летнем домике перед столом с разложенными на нем куклами и со стаканом фруктового сока под рукой для спасения от августовского зноя.

Она слышала, как мать разговаривала с леди Солсбери. Женщины уединились в тенистой беседке в пяти футах от домика и обсуждали разорванную помолвку, полагая, что их никто не слышит.

– Я мечтала дожить до того момента, когда Англию и Испанию свяжут дружеские узы, – жаловалась королева. – У Марии не было более высокого предназначения, чем стать императрицей.

Вообще-то, Мария считала, что у нее не было более высокого предназначения, чем стать королевой Англии, если, конечно, этот ужасный Генри Фицрой не узурпирует ее священное право. Она так сильно ненавидела своего сводного брата, что не могла заставить себя произнести его имя.

– Мадам, я понимаю, каким это стало для вас ударом, – сочувственно сказала леди Солсбери. – И для нашей драгоценной принцессы тоже.

– Но самое плохое, что кардинал уговорил короля заключить новый союз с Францией. Король Франциск, находясь в тюрьме в Мадриде, будет счастлив, поскольку нуждается в сильном союзнике. Уолси всегда был другом Франции, и он не забыл и не простил императору отказ сделать его папой римским.

– А какова вероятность того, что король пойдет на союз с Францией?

– Можно считать, что это дело решенное.