А полый кирпич может сколько угодно считаться кирпичом, но, если по нему пошли трещины, он нагрузки не выдержит. Есть такие люди: вроде и неприятные, и тоску наводят, и симпатии не внушают настолько, что пропадает всякая охота иметь с ними дело, и однако, иногда совершенно невольно, взглядом или жестом они умудряются вас чем-то зацепить, как ни отгораживайся. Они уходят, а вы вдруг ловите себя на том, что думаете о них с теплотой.

Не знаю, означает ли трещина у него на лбу начало обрушения или тот факт, что свои стены он возводил без должной сноровки. Или же это отметина куда более глубокого разлома. Узенький проход в гигантскую каверну, хранящую нежданные сокровища. Теперь я представляю его пещерой Ласко[5]. Что только в голову не лезет! Вообще-то, кирпич с миндальным кремом не многим лучше. Не удивляйтесь, есть у меня такая особенность: вечно выдумываю всякие несуразности.

Я по-прежнему кручу ложечкой в кофе, хотя сахар должен был раствориться минуты две назад, погрузившись в размышления об этом типе – влез в мою жизнь неожиданным и неприятным образом и все же кажется мне трогательным. Наверняка только мне. Бабуля вечно ворчала, что я так и норовлю притащить домой какую-нибудь покалеченную зверушку, найденную на обочине. А теперь, на ферме, больные животные всегда тянутся ко мне.

Словно я их притягиваю.

Мари Берже, обреченная подбирать беззащитных израненных крошек. С такого рода наклонностями она далеко пойдет…

А кто позаботится обо мне? Я тоже уязвима и изранена. Вот уже шесть лет, а все не проходит.

К счастью, рядом Антуан.

Когда я задаюсь вопросом, что бы я без него делала, он отвечает: То же самое, но по-другому. Зато вопрос а ты без меня? даже не приходит ему в голову.

Эта маленькая фермерша ничего не боится. Пусть здесь, в Ариеже, кругом горы и покой, ее дом стоит совсем на отшибе. Правда, внизу, сразу за поворотом, обретается чета глухих старичков, но от них так или иначе никакого толка. Я в курсе, потому что опрашивал их, пытаясь узнать, не заметили ли они какого-нибудь движения в окрестностях Верхолесья. Они не слышали даже моих вопросов. Старикан свернул кулек из бумаги в форме рожка и приложил его к уху, чтобы уловить звуки. Интересно, слуховые аппараты досюда еще не добрались? Фермерша может визжать, как недорезанная свинья, и все впустую, если только у старика не будет этого кулька в ухе.

Вот что меня нервирует: некоторые люди начисто лишены чувства опасности. Зато потом вызывают полицию, а что та может поделать, кроме как запротоколировать нанесенный ущерб? К тому же фермерша довольно миленькая, наверняка кое-кто может польститься.

На ее месте я бы все же поостерегся. Что это со мной – профессиональный заскок или повышенное чувство ответственности? Вечно мне повсюду мерещится зло. Потому что до того, как произойдет худшее, можно принять меры. Потом слишком поздно. Я знаю, о чем говорю.

А еще, помимо двоичного подхода, мне никак не отвязаться от стереотипов. Некоторые поговаривают о психологической зашоренности, я же предпочитаю называть это прагматизмом! Констатация, статистика, факты. Одинокая женщина на ферме в горах подвергает себя опасности. И точка. Ладно, стереотип «безмужняя крестьянка в цветастой юбке и клетчатом переднике» основательно подкачал. Но Мари Берже – это исключение, подтверждающее правило. Пресловутая запятая, образующая дробь в системе целых чисел.

И тем не менее. Мадлен сказала бы: Вот ведь чертова пигалица. Кстати, как там дела у Мадлен? Два месяца назад она уже выглядела сильно ослабевшей. Конечно, два месяца большой срок, но с этим переводом и переездом мне так и не удалось выкроить время, чтобы к ней заехать. К тому же теперь путь не ближний. А хуже всего, что она даже не обидится. Уж больно она добрая, Мадлен. Только несчастлива в своем «четвертом возрасте», который кажется ей невыносимо долгим. Ее помощница по хозяйству очень обходительная, но думаю, в глубине души Мадлен решила, что пора уходить. Она держалась, потому что ей всегда было чем заняться. Теперь она больше ничего не может, так чего ради тянуть резину? Обязательно наведаюсь к ней на той неделе.