– Пункт пятый. Любого, кто предоставит вышеуказанным мятежникам убежище, ждет смерть.

В узком коридоре особняка Валуа, где лучники графа столкнулись с отрядом Буридана, Бигорну, как мы помним, пришла в голову здравая мысль сбить с ног человека, державшего факел, и этот факел затушить. В полнейшем мраке, установившемся в результате сего действия, Буридан и его товарищи получили возможность, отступая, выбраться из этого прохода, где долго противостоять четырем, а то и пяти десяткам вооруженных людей они попросту не смогли бы.

Но, сколь бы быстрым ни был поступок Ланселота Бигорна, Буридан не упустил из виду стоявшего во главе лучников графа де Валуа.

В эту минуту, когда юноше стало понятно, что пробиться к Миртиль не удастся, им овладело отчаяние. Он сказал себе, что должен попытаться совершить невозможное, что, в конечном счете, уж лучше умереть, чем продолжать жить в разлуке с любимой, которая занимала все его мысли и была, так сказать, смыслом всей его жизни. С виду всегда сдержанный, даже несколько застенчивый после смелых предприятий, которые удивляли его современников, Буридан мгновенно принимал неожиданные решения и тотчас же действовал, скорее интуитивно, нежели продуманно. Увидев, что жизни его грозит опасность, увидев, что судьба вновь разлучает его с Миртиль, на сей раз, возможно, уже навсегда, он набросился на Валуа, трясущимися руками вцепился графу в горло, оторвал от земли и передал трепыхавшееся тело находившимся рядом Гийому и Готье.

– Отходите к потерне! – скомандовал он хриплым голосом. – Да держите его покрепче!

Не особо понимая, что происходит, Гийом Бурраск и Готье д’Онэ схватили графа де Валуа и, не обращая внимания на его отчаянное сопротивление и крики, потащили за собой. Вскоре они были уже во дворе.

– Что он нам такое подсунул? – воскликнул тогда Гийом. – Похоже, какого-то упитанного поросенка, которого нам предстоит оттащить на свиной рынок.

– Уж не пьян ли ты, дружище? – проворчал Готье. – Неужто не видишь, что это монсеньор Карл, граф де Валуа, коего мы отвезем на ярмарку в Ланди – пугать детишек! Но, черт побери, ты прав: монсеньор вопит не хуже порося, которого режут! Подожди, сейчас я его успокою.

С этими словами Готье приложил пятерню к горлу графа и сдавил, да так сильно, что пленник не только умолк, но и потерял сознание.

– Клянусь головой Бахуса и животом Венеры, – пробормотал Готье с удрученным видом, – похоже, я его удавил. Следует признать, что эти Валуа как-то уж слишком легко умирают.

– Я вам всегда говорил, мессир Готье, что вам недостает деликатности, – серьезно произнес Гийом. – Какого черта вы жали так сильно?

Во время сего диалога эти двое, обливаясь потом, тяжело дыша, бранясь и ругаясь, продолжали бежать и вскоре шестеро товарищей, а также по-прежнему пребывавший в бессознательном состоянии граф оказались у дверцы, которую чуть ранее открыл им Симон Маленгр.

Буридан тщательно закрыл ее за собой.

– Неужели умер? – вопросил он, мельком взглянув на Валуа. – Да нет – жив: вот уже и в себя приходит!

Действительно, в этот момент граф открыл глаза и с испугом осмотрелся. Какое-то время он, стиснув зубы, с отчаянием разглядывал эти шесть склонившихся над ним физиономий, а затем, приняв гордый вид, промолвил:

– Что ж, я в ваших руках, грязные разбойники: кончайте меня, да поскорее!

– Нет, монсеньор, – холодно проговорил Буридан. – По крайней мере, не сейчас. Убью я вас лишь в том случае, если вы сами меня к тому принудите. Если помните, у меня уже была возможность отправить вас на тот свет…