– Ах, мои друзья, мои дорогие товарищи, если кому я и обязан этим счастьем, то только вам! – восторженно вскричал Буридан.

– А что доказывает, что это не ловушка? – вмешался Готье.

– Возможно, ты и прав, брат, – раздался голос со стороны окна.

Все обернулись и увидели Филиппа д’Онэ, который, вернувшись в дом той же воздушной дорогой, что и Готье, слышал всё, что предлагала Жийона.

При этом слове – «брат», коим его по-прежнему величал Филипп, Готье вздрогнул. С пару мгновений оба д’Онэ молча смотрели друг на друга, и, возможно, именно тогда они поняли, что нечто самое важное разбивалось, разрушилось между ними. Наметанным взглядом Буридан определил, что у братьев вот-вот готов вырваться всплеск противоположных чувств, который может превратить их в непримиримых врагов.

Сделав тогда вид, что произошедшее во дворе со львами забыто, он схватил руку Филиппа и руку Готье.

– И вы двое тоже – кузнецы моего счастья, если уж мне действительно суждено стать счастливым. Ах, Филипп! Ах, Готье! Вы ведь не оставите меня теперь, когда я должен попытаться ее спасти? Даже если это ловушка, я все равно настроен явиться этим вечером в назначенное время в указанное место, и если вас не будет со мною, мне кажется, я лишусь самой дорогой частицы себя самого.

– Друг мой, – молвил Филипп, – я думаю, эта женщина пытается затянуть вас в западню, но если есть хоть один шанс, что она сказала правду, мне этого достаточно, и мы будем с вами этим вечером.

– Конечно, – воскликнул Готье, который, похоже, в глубине души был весьма рад возможности отложить на потом решающее объяснение, что должно было состояться у них с братом.

– Тогда нам нужно уже сейчас решить, что мы будем делать, – сказал Буридан, – договориться, как каждый из нас поступит в случае неудачи и…

– Тревога! – прокричал Бигорн приглушенным голосом.

Пятеро друзей бросились в пустынный коридор, где стоял на часах Ланселот, и услышали какой-то невнятный шум.

– Что происходит? – бесстрастно вопросил Филипп.

Готье приник к окну, что выходило на загон со львами, и увидел, что королева исчезла.

– Что происходит! – проворчал он, возвращаясь. – А то и происходит, что эта дьяволица Маргарита Бургундская послала против нас кучу людей! Происходит то, что мы окружены, загнаны, словно волки! Происходит то, что Буридан не сможет освободить ту, которую любит! Что Ланселот Бигорн будет повешен! Что Гийом Бурраск и Рике Одрио будут повешены! Что Буридан будет повешен! Что Готье д’Онэ будет повешен! И всё это потому, что Филиппу д’Онэ угодно было влюбиться в некую коронованную развратницу.

– Готье, – проговорил Филипп ужасно спокойным голосом, – если мы выйдем отсюда живыми, ты ответишь мне за все те оскорбления, что были тобой высказаны в адрес Ее Величества королевы Франции!

– Вот оно – то, чего я опасался! – пробормотал Буридан. – О, Маргарита, среди твоих бесчисленных злодеяний это, возможно, самое жестокое твое преступление!

– Они уже здесь, клянусь святым Баболеном! – прорычал Бигорн.

– Откройте! – прокричали на лестнице голоса людей, вооруженных, судя по характерному бряцанию, копьями и алебардами.

– Именем короля! – пророкотал, перекрывая весь этот шум, другой голос.

Гийом Бурраск и Рике Одрио расхохотались.

– Это он! – сказал Гийом.

Неистовые удары сотрясли дверь, которая почти сразу слетела с петель.

И в ту же секунду в комнату ворвались несколько лучников.

– Вперед! Взять их! Взять! – завопил командовавший отрядом Жан де Преси.

– Смерть им! Смерть! – вскричали лучники.

– Боже правый, нет! – проревел чей-то мощный голос. – Они нужны мне живыми!