Впрочем, она вообще не смогла ничего сказать, потому что темные глаза модистки уставились на нее и вдруг широко распахнулись.

– О, да эта дама красавица! – воскликнула она.

Мара немного смутилась. Никто никогда не говорил о ней так. Ну, может быть, однажды… целую жизнь назад… Но ни разу с тех пор, как она сбежала.

Что же касается портнихи, то она ошиблась. Ей, Маре, двадцать восемь, руки у нее огрубели от черной работы, а вокруг глаз морщин больше, чем хотелось признать. К тому же она не накрашена и не наряжена. И вообще не такая хорошенькая, как те женщины, которых она видела сегодня вечером в «Падшем ангеле». Более того, она совсем не миниатюрная, а речь у нее вовсе не вкрадчивая.

Да-да, ничего привлекательного в ней нет.

Мара открыла рот, собираясь опровергнуть слова модистки, но Темпл, опередив ее, проговорил:

– Ее нужно приодеть.

Мара покачала головой:

– Нет, меня не нужно одевать.

Но француженка уже зажигала свечи, расставленные вокруг небольшого возвышения в середине комнаты, словно Мара совершенно ничего не сказала.

– Снимите, пожалуйста, плащ. – Модистка кинула быстрый взгляд на Темпла. – Полное приданое?

– Полдюжины платьев. И еще шесть штук – для повседневной носки.

– Я не… – начала было Мара, но мадам Эбер ее перебила:

– Да этого ей и на несколько недель не хватит.

– А больше ей и не нужно, – ответил Темпл.

Мара нахмурилась и проворчала:

– Вы говорите обо мне так, словно меня нет в этой комнате.

Брови портнихи взлетели на лоб.

– Oui, мисс…

– Пока вам не нужно знать ее имя, – перебил Темпл.

Пока? Одно-единственное слово – а сколько в нем смысла. Конечно, портниха узнает ее имя и ее историю. Но не сегодня вечером и не завтра, когда станет кроить и шить платья, которые принесут ей, Маре, погибель.

Мадам Эбер закончила зажигать свечи, каждая из которых добавляла прелестного золотистого сияния в лужицу света, куда Маре, вероятно, придется ступить.

Порывшись в глубоком кармане, модистка извлекла сантиметр и повернулась к гостье:

– Мисс, плащ… Его нужно снять.

Мара не шевельнулась.

– Снимите его, – произнес Темпл, и в полутьме слова эти прозвучали весьма угрожающе.

Сам герцог уже разделся, опустился на ближайшую кушетку и положил щиколотку на колено, прикрыв его своим огромным серым плащом. Лицо же его скрывалось в тени.

Мара нервно рассмеялась:

– Вы считаете, что все так просто? Полагаете, все женщины с радостью кидаются выполнять ваши требования?

– Когда дело доходит до того, чтобы раздеть женщину, так часто и происходит, – лениво процедил Темпл, и Маре от злости захотелось затопать ногами. Однако она сделала глубокий вдох и попыталась взять себя в руки. Вытащив из кармана юбки небольшую записную книжку и карандаш, она спросила:

– Сколько обычно стоит раздевание?

У Темпла сейчас был такой вид, словно он проглотил какое-то крупное насекомое. Мара бы рассмеялась, если бы уже не пришла в такое бешенство.

Взяв себя в руки, герцог ответил:

– Меньше десяти фунтов.

Мара улыбнулась:

– Неужели я так неясно выразилась? То была начальная цена сегодняшнего вечера, понимаете?

Она раскрыла книжку и сделала вид, что изучает какую-то страницу. Минуту спустя добавила:

– Полагаю, что примерка обойдется вам… Скажем, еще в пять фунтов.

Темпл хохотнул:

– Вы ведь получите коллекцию самых желаемых в Лондоне платьев! И я еще должен за это платить?!

– Платья не едят, ваша светлость, – заметила Мара голосом строгой гувернантки.

Он усмехнулся и пробормотал:

– Один фунт, не больше.

Мара улыбнулась:

– Четыре, милорд.

– Хорошо, два.

– Три и десять шиллингов.