– У тебя часы с собой? – на следующий день спросил он.

Эдди признался, что часов у него нет вообще, и почтенный джентльмен отстегнул свои серебряные карманные часы на цепочке.

– Они тебе пригодятся, – сказал он, решительно кладя часы на ладонь Эдди. Часы оказались тяжелые, с гравированной надписью.

– Я не могу их взять, сэр, – промямлил Эдди. – Люди подумают, я…

– Это тебе не в подарок, а во временное пользование, – бросил господин Де Вир.

В конце мая господин Де Вир не появлялся в парке четыре дня подряд. В четвертый день – в пятницу – Эдди прождал полдня, ежеминутно поглядывая на серебряные карманные часы, и в конце концов отправился на Топпинг-авеню: именно с нее мисс Де Вир впервые пришла к брату в парк. На пыльном тротуаре несколько маленьких девочек старательно чертили квадраты для игры в классы. Эдди подошел к ним и спросил:

– Вы не видели тут старика в инвалидном кресле?

– А его боженька забрал на небо прямо в гробу, – пропищала малышка с выгоревшими желтыми косицами.

– Или отправил в ад. Мы ж не знаем, какая у него душа! – лукаво добавила девочка постарше, и все стали смеяться над Эдди; точно так же его приютская ватага насмехалась над чужаком, ненароком затесавшимся в их компанию.

Эдди бедром чувствовал тяжесть карманных часов. Он понимал, что должен отыскать мисс Де Вир и вернуть их. Но все его существо противилось этому порыву: Нет! Только не ей! Он вспомнил про фарфоровые куклы и повернул обратно, в сторону Клермонт-Парка. Сначала шел нога за ногу, но поравнявшись с тележкой мороженщика, пустился бегом. В свои двенадцать лет Эдди был высокий костлявый паренек, жилистый и мускулистый. Он рысью миновал старинное казино “Клермонт” и железнодорожную эстакаду, и тут его вдруг осенило: если он и дальше будет мчаться так же безоглядно, может быть, мысль о том, что он никогда больше не увидит господина Де Вира, не поспеет за ним, останется позади. Он пронесся через Кротона-парк, пересек реку, вспугнув рыбачивших с моста мальчишек, устремился дальше, через опустелые фермерские земли, уже расчерченные на призрачные будущие улицы, и наконец пересек железнодорожные пути, что вели в тихо увядавший Ван-Нест. Тяжело пыхтя и едва не падая с ног, он дотянул до киношки “Юнионпорт”, за вход там брали всего пять центов. Приютские мальчишки уже выстроились в очередь на фильм про ковбоев. Для них это был самый обычный день. Его приятели понятия не имели о господине Де Вире. Эдди плюхнулся среди них на сиденье и, пока ребята перешептывались и орали во все горло на поездных грабителей с затейливыми усами, дал себе волю – слезы хлынули ручьем. Его отчаянные рыдания тонули в гвалте не помнящих себя от восторга однокашников, и острое чувство горя в конце концов немного притупилось. Ничто не изменилось и не исчезло.

С той поры Эдди старался держаться поближе к своим приютским собратьям, даже когда жизнь их разводила. Он никогда не сидел на месте – где им было понять, что он за человек. Но Эдди очень ценил их готовность принять его неуловимый образ, и нежность к ним только росла в его душе. Однокашники взрослели, каждый пошел своей дорогой: из тех, кто постарше, несколько человек отправились на Великую войну, Падди Кассиди погиб под Реймсом. Очень многие стали работать в вестсайдском порту, одни грузчиками, другие разнорабочими (в зависимости от тяги к спиртному), третьи полицейскими, владельцами баров, членами городского управления, деятелями профсоюзов, а некоторые стали настоящими бандитами. В порту или около него можно было совмещать даже несколько ролей. Многие так и делали. Барт Шихан – парнишка, которого, как и Данеллена, Эдди когда-то спас, – кончил школу, потом колледж, а затем –