Она дала ему другую подушку, пообещав принести попить сразу же после отхода поезда, и отошла, чтобы пропустить санитаров, тащивших другие носилки.
Пьер Бо закрыл глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Это было безумием – хотя бы на миг поверить, что она могла вернуться, она, единственная из трех его женщин, которую он так любил, покидая Париж четыре года тому назад. Он сохранил об этом воспоминание, как носят засушенный цветок в карманчике кошелька. Это была его молодость, а молодость не возвращается. И все же было так сладко воскресить эти воспоминания в столь тяжелые минуты, и Пьер знал, что они еще не раз согреют его сердце в уготовленной ему новой жизни.
Поезд тронулся, и Пьер даже не услышал свистка начальника вокзала. Состав устремился в ночь, а раненый на какое-то время задремал, убаюканный мерным постукиванием колес, чего ему так не хватало. Как же все-таки приятна мысль о том, что возвращаешься домой…
Вернулась медсестра и принесла холодной воды. Приподняв раненого, она помогла ему напиться, и ее движения при этом были мягкими и одновременно уверенными, но от нее шел запах марсельского мыла и антисептика, и это было так далеко от изысканных ароматов путешествовавших прежде на этом поезде красавиц! И уж меньше всего этот запах напоминал легкое ванильное благоухание орхидеи.
Когда она опустила его голову на подушку, Пьер поблагодарил, стараясь не смотреть на нее: у него было много времени впереди, чтобы вызвать в памяти образ своей принцессы, и сравнивать ее ни с кем не хотелось.
Медсестра ушла, и он снова закрыл глаза – ведь это был единственный способ вновь увидеть «ее»…
Часть первая
Поезд
Глава первая
Отзвук прошлого…
Тревога!..
Вот уже несколько часов она не оставляла Орхидею.
Она словно клещами сжимала ее весь день – в ванной, за обеденным столом, на стуле, осиротевшем после отъезда Эдуара. Она не могла проглотить ни кусочка, не зная, куда спрятаться от этого ощущения, и в конце концов Орхидея решила укрыться в своей постели, ставшей вдруг такой огромной для нее одной. Но злой дух черных мыслей поджидал ее и там, устроившись на ножке кровати из красного дерева и следя за ней своими круглыми злыми глазками. И как тут было заснуть?!
В третий раз молодая женщина зажгла лампу у изголовья кровати. Она надеялась хоть как-то успокоить бешено бившееся сердце, а для этого выпила немного подслащенной цветочной воды, но ее можно было выпить хоть целую бочку – это все равно не принесло бы облегчения.
Отчаявшись, она встала с постели, накинула халат и направилась в кабинет мужа. Там, как ей казалось, она могла дышать спокойнее. Еще не выветрившийся запах английского табака и почти неуловимый аромат русской кожи обволакивал ее, словно противомоскитная сетка, которую набрасывали в страшную жару на Дальнем Востоке, чтобы спастись от укусов свирепых насекомых и других ночных опасностей. Атмосфера в большой комнате, служившей одновременно и библиотекой, показалась ей дружелюбной и даже внушающей доверие.
Она открыла окно и сделала два-три глубоких вдоха, как в свое время учила Хуан Лиан-шенгму, «Священная Мать Желтого Лотоса», чтобы восстановить дыхание после большой нагрузки. Январская ночь была холодна. Тусклый свет уличных газовых фонарей слабо освещал авеню Веласкес, вырывая из темноты черные обледенелые вывески, покрытые грязными кружевами затвердевшего снега. Обнаженные деревья были похожи на скелеты, нарисованные китайской тушью, и создавалось впечатление, что они останутся такими навечно. И как было себе представить, что весна сможет победить, и из этого почти минерального переплетения вдруг появятся нежные зеленые росточки?! Как тут было поверить, что беззаботное счастье прошедших четырех лет вдруг вновь расцветет после получения этого самого письма?