Мужчина вздыхает и смотрит на меня… с сожалением?

Мне ведь не показалось? Он смотрит, будто жалеет меня?

Я не успеваю понять, потому что его взгляд меняется на такой же механический, безразличный к происходящему.

— Твой муж получил деньги… очень много денег за то, что ты забеременеешь и родишь хозяину ребенка, — чеканит он бесцветным тоном.

Я замираю. Смотрю на мужчину и не могу понять, что он говорит. Что значит заплатили? За что?

— Я вам не верю. Мы так ждали малыша.

— Вот тест ДНК, который взяли сразу после рождения Родиона, ознакомься, — мужчина пододвигает ко мне бумаги и встает с края стола в ожидании, когда я их прочту.

— Бред, — шепчу едва слышно.— Этого не может быть, понимаете? У меня муж, мы планировали этого ребенка, ждали, мы через столько прошли, а это все поддельное, — я отбрасываю от себя бумажку и решительно встаю, держа на руках сына — Я хочу увидеться с вашим хозяином и высказать ему все, что думаю, в лицо. Где он?

— Здесь, — раздается грубый голос за спиной. — С удовольствием послушаю, что ты хочешь сказать отцу ребенка, которого родила.

Я поворачиваюсь к его обладателю и на несколько секунд задерживаю дыхание. Не потому, что мужчина безумно красив, и я тут же пала жертвой его чар или небывалого магнетизма, просто он… как из другой жизни, куда путь мне всегда был заказан. 

На нем дорогой темно-синий костюм, светло-голубая рубашка, атласный галстук. На ногах туфли с закругленным носком, а в кармашке на груди белый платочек. Лицо гладко выбрито, губы искривлены в усмешке, а глаза смотрят изучающе. 

Сердце пропускает удар от осознания, что даже если Андрей вызовет полицию, пойдет в газеты и придет к этому дому лично, у него ничего не получится. Понятия не имею, откуда эта уверенность, но я просто знаю это. 

Таких мужчин, как “хозяин”, я не встречала. Ни в той дорогой клинике, где мы проводили ЭКО, ни на работе. Даже начальник Андрея и тот выглядел более приземленным, а он…

— Рустам, свободен, — бросает он тому, кто привел меня сюда, и отходит от двери.

Я жду, пока мужчина покинет помещение и внутренне сжимаюсь, теряя всякую надежду на освобождение. Я не знаю, что значат его утверждения о том, что Родион его сын, но почему-то понимаю, что мне больше не хочется спорить.

Рустаму я не поверила, потому что он не выглядел так убеждающе. Этому же мужчине не хочется противостоять, вместо этого появляется желание молчать и слушать. 

Пусть говорит, рассказывает, как так получилось, что Родион — его сын, а не моего мужа. В то, что Андрей взял деньги, я не верю. 

Мы любили друг друга, столько пытались родить ребенка и у нас, наконец, получилось. Не без помощи врачей, но ведь получилось. 

Почему я должна верить, что он предал это? Меня и нашего сына. Он ведь просыпался к нему по ночам, убаюкивал, носил на руках и даже нежно называл его “Роди”.

— Ты передумала говорить? — спрашивает мужчина, обходит меня и садится в кресло.

Сцепляет руки в замок и располагает их на столе и все это не сводя глаз с Родиона. Его внимание к ребенку меня напрягает, я вначале хочу знать подробности случившейся ситуации, а уже потом, исходя из итогов, решать, может ли он так смотреть на моего малыша. 

Он ведь только мой сейчас. 

Мой и ничей больше.

В чем я уверена на сто процентов, так это в том, что являюсь его матерью. 

— Первое, что тебе нужно сделать — достать телефон из одеяла и поставить его на стол. Не стоит облучать моего сына гаджетами.

Я не спрашиваю, откуда он узнал о телефоне и не пытаюсь говорить, что его у меня нет. Вместо этого протягиваю руку в одеяльце и достаю смартфон, рука дрожит, когда я кладу его на стол, попутно замечая мигающий кружочек, свидетельствующий то ли о сообщении, то ли о звонке. Посмотреть все равно не удастся, поэтому я отворачиваюсь и жду, когда мужчина скажет что-то еще.