- Ох боже, Сонечка! – охает она, увидев меня на пороге с Лесей в одной руке и вещами в другой. Мама закрывает рот ладошкой и оседает на стул.

А я… я слова не могу вымолвить. Только шепчу хрипло:

- Мама… - и начинаю горько плакать.

Роняю сумку на пол и прижимаю малышку к себе. Наверное, сказывается вчерашнее напряжение, потому что слезы текут сами собой, а я не могу их ни остановить, ни сказать ничего толком. Ни что меня из института отчислили, ни что похитили вчера и чуть не убили, ни что, если бы не чужой незнакомый мужчина, я бы на пороге сейчас даже не стояла.

Но мама-то этого не знает, да и не стоит ей говорить. Только распереживается еще больше. Может быть поэтому она воспринимает мои слезы совсем иначе и бросается ко мне:

- Сонечка, дочка, ну ты что! Ой, перестань, а то я сама сейчас расплачусь, – она быстро вытирает руки, обнимает меня, выдавливает улыбку и забирает с рук хныкающую Лесю, - Посмотри вот, малышку напугала.

Я торопливо вытираю слезы и не решаюсь сделать шаг. Но мама кивает:

- Заходи скорее. Чай будешь? Или, может, ты проголодалась? Малышку давно кормила?

- Нет, не буду. Спасибо, мам. Лесю надо покормить, наверное, - выдыхаю, проходя на кухню и опускаясь на стул.

- А, так эта красотуля Леся? Привет, зайка, я Нина, - мама ставит девочку на ноги и весело ей подмигивает.

Сама не могу сдержать улыбки, глядя на то, как Леся сразу заулыбалась, мгновенно забыв про все плохое.

- У меня с собой есть для нее еда, - опоминаюсь я и бросаюсь к сумке, в которую сложила немного вещей, что привез вчера Демид, и еду для ребенка.

Ставлю на стол несколько баночек пюре и молочную смесь. Мама пока отпускает Лесю на пол и принимается готовить для нее молоко из смеси.

- А институт? – мама поднимает на меня глаза и смотрит таким проникновенным взглядом, что я снова ощущаю безмерное чувство вины. Оно накатывает удушающей волной. Не могу из себя и слова выдавить, признаться, как я ее подвела.

Мама растила меня без отца – он погиб еще когда я была маленькой. Потом, когда я уже выросла, вышла замуж, но отчим не задержался надолго. Нашел себе новую женщину и с тех пор не вспоминал ни про Илью, ни про Валю. Только раз в месяц от него алименты приходили – три тысячи рублей. Ради того, чтобы не платить ни копейки больше собственным же детям, он даже зарплату официальную себе сделал мизерную… А я просто не могла бросить ни маму, ни брата с сестрой, поэтому и помогала, как могла. Как лучше хотела. Допомогалась…

Мама понимает без слов. Только качает головой и улыбается ободряюще:

- Ничего, ничего. Все хорошо будет, Соня.

Улыбается, но по глазам вижу – расстроена, и это еще мягко сказано. Хочу ей сказать, что еще ничего не кончено, все равно я своего добьюсь: и образование получу, и работу хорошую найду. Но слова застревают в горле. Может, потому что я сама во все это уже мало верю. Из-за всех этих неудач руки просто опускаются.

- Как так вышло-то, дочка? – тихо спрашивает мама.

Ее голос вырывает меня из раздумий, и я сначала не понимаю, о чем она, а после вздыхаю:

- Просто я никак не смогла учебу с работой совместить.

- Да нет, я о малышке. Почему же ты мне не сказала, что беременна?

Становится нестерпимо стыдно. Черт, что же я сразу все не прояснила! Еще и разревелась на пороге, неудивительно, что подумала она, что я плачу из-за того, что с ребенком на руках домой вернулась.

- Мама! Это не моя дочь, это… дочка подруги, она попросила с ней посидеть пока.

Мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что мама не верит.

- Сонь, ну зачем же говорить так про свою дочь? Ну вышло так, что же ты сразу… не убью же я тебя за это, право слово, - качает она головой укоризненно. Поднимает Лесю на руки и дает ей в руки еще теплую бутылочку смеси. Малышка сразу же доверчиво прижимается к маме и сразу засовывает соску в рот.