— Запарился. Яйца, что ли, взопрели?

— А ты чего такой напряженный?

— Всего лишь пытаюсь понять, какой подарочек ты мне привезешь с островов? Какую-нибудь редкую вещицу полинезийских аборигенов? Ракушку? Магнитик? Или приедешь с пустыми руками, а потом… спустя девять месяцев еще какая-нибудь дамочка заявится с претензией и попытается скинуть на меня твоего ребенка?! — добавил я.

— Что?! О каком ребенке ты говоришь?! — возмутился брат.

— Я тебе не только о подкинутом ребенке хочу рассказать! Я заступил на фирму всего два дня тому назад. Всюду бардак, рабочие распустились… Половина ушла в отпуска. Оставшиеся работают, спустя рукава, и просто просиживают рабочий день, ожидая окончательного развала фирмы. Часть самых верных сотрудников пашет на износ, но уже готовится к тому, что придется искать другое место работы! Разруха полнейшая. И вишенка на тортике, в приемной оставили переноску с малышкой и запиской: «Сабитов, это твой ребенок!» Если учесть, что я появился на фирме два дня тому назад, а до этого ноги моей там не было ни разу, то ребенок может быть только твоим, и точка!

— Что вообще ты делаешь на фирме? — разозлился брат. — Зачем полез?

— Может быть, затем, что отец узнал, как все обстоит на самом деле и распереживался, что ты гробишь нашу кормилицу?

— Брось, Эмин… Эта фирма давно не кормилица, доходы семьи возросли. Даже самый удачный год на «Вип-Строй» — это гроши, по сравнению с основным состоянием.

— Пусть так. И что дальше?

— Есть ли смысл заниматься мелочевкой? — высокомерно хмыкает брат.

— Скажи спасибо, что отец этого не слышит! Он и без того хворает, а твои слова разбили бы ему сердце!

Я хотел приструнить младшенького, но он словно совсем от рук отбился и лишь зафырчал, рассмеявшись в ответ.

— Кажется, я знаю, в чем дело. Эльдар, ты уже просиживаешь в баре. На жаре развезло, поэтому такие реакции!

— Послушай, Эмин. Не лезь не в свое дело, а? Прошу… — выдохнул брат.

— Я не слишком сведущ в финансовой отчетности, но даже мне стало ясно, что фирма едва держится на плаву. Если ничего не предпринять уже сейчас, то все окончится банкротством. В чем дело, скажи? Я знаю, что ты не кретин, не дурак, хорошо вел дела, но вдруг все посыпалось из рук. У тебя приключилось что-то?

— Ничего у меня не приключилось, ясно? Просто не лезь не в свое дело. Фирму оставь, займись своими картинами, статуэтками, блошиными монетками и черт знает, чем еще.

— Это называется предметы искусства. Даже самая дешевая из моих, как ты выразился, блошиных монет стоит дороже, чем твоя задница.

— Не лезь! — настойчиво повторил брат. — Я занимаюсь фирмой сам, займусь ею и после того, как вернусь из отпуска.

— Ты уже ничем не занимаешься! — отрезал я. — Отца чуть инфаркт не хватил, когда кто-то из персонала позвонил ему и расписал бывшему хозяину, как сейчас обстоят дела на его детище. Отец расстроился, я взялся за дело, а тебя отстранили. Официально все бумаги подготовлены. Теперь ты больше не директор фирмы!

— Вот ты паскуда!

— Что ты сказал, а ну, повтори?! — зарычал от гнева.

Я всегда был спокойным и мог управлять своими эмоциями: как гневом, так и радостью, но на брата у меня не всегда хватало выдержки.

Мы погодки, у нас должны быть сходные интересы и взгляды на жизнь. Но этот проказник выводил меня из себя, начиная еще с самого детства, когда рвал мои картины и обзывался. Мама отдавала нас двоих на танцы, брат кривился, паясничал и выводил всех из себя, в итоге, никто не был против, когда Эльдара перестали водить на танцы, а я остался в группе. В итоге этот мелкий засранец начал обзывать меня «балеруном», хотя я ходил не на балет, а на латино-американскую программу.