– А ты пойди в церковь, попроси Святую Деву, она поможет, – посоветовала Александра, ни с того ни с сего вдруг ударившаяся в религию.
– Еще чего! Что же это я, попрошайничать буду? – возмутилась Света, меряя ее презрительным взглядом с головы до ног: манера одеваться у «брошенки» была все та же, убогая. – На паперти пусть нищие стоят!
Как и большинство бывших советских людей, Александра, после развода так и не нашедшая нового партнера, в перестроечные времена не разбогатела, а теперь, после дефолта, потеряв немудрящую работу, и вовсе распродавала за гроши свой ценный мейсенский фарфор с деревянного ящика у станции метро «Текстильщики». Очередная бестактность состоятельной подруги едва не ввела ее во грех.
«Как тебя, паразитку, только земля носит?! Чтоб ты… Ой, нет, Господи, не слушай меня, не слушай! Глупость сморозила! Пусть себе живет. Таким, как она, в сто раз трудней, чем мне…»
Может, как раз из жалости добрая Александра и дружила с ней до сих пор, а то кто еще гордячке и злюке без надобности слово скажет?
Света ходила к врачам, сдавала бесконечные анализы, пила отвратительные на вкус минеральные воды – все без толку. Вроде и нет никакой патологии, а ребенок получаться не хочет. Рекомендовали проверить Гену, но Светлана отказалась оскорблять мужа унизительной процедурой. Мало интересуясь окружающими и тем, что они на самом деле думают, Света всех равняла в основном по себе, а потому была совершенно уверена, что Гена сразу же увильнет от супружеских обязанностей, если только будет повод.
– Слушайте, в детском доме сотни сироток только и ждут, когда вы им руку протянете, – сказал как-то лечащий врач, приняв от Светы вместо спасибо очередную порцию попреков, – мы здесь, конечно, не упомянутая вами израильская медицина, способная на чудеса, но в деле своем все же кое-как кумекаем. Хотите быть матерью, хоть героиней, – будьте, возможность есть, а сюда больше не приходите, разве что по другому какому-нибудь поводу!
«Генка виноват, он бесплодный! – С отвращением вспоминая все то, что муж любил регулярно делать с ней в постели, Света легко открестилась от неприятных слов врача. – Несправедливо это! Несправедливо, Господи! Куда ты смотришь?! Трудно тебе, что ли, помочь? Тоже мне, всемогущий называется!»
Так Света впервые в жизни обратилась к Богу. Как, собственно, ко всем, к кому обращалась до сих пор, – со словами упрека.
Похоже, прав Невидимый, с Богом ругаться ой как опасно… Пристраиваясь поудобнее на постели, Света в этот раз старается не потревожить грудь, которой, конечно, не спасет и Казаков. Спас бы жизнь, на том спасибо.
Обещанное Александрой чудо между тем долго себя ждать не заставило.
– У вас будет мальчик, – сказал другой, новый, врач.
«Ну вот, так бы и сразу! Давно пора!» – удовлетворенно подумала Света. И блаженно расслабилась: справедливость снова восторжествовала.
Надо отдать Светлане должное: избалованная и нетерпеливая, она без звука вынесла и жуткий токсикоз, и рвоту, и бессонницу, и боль в ногах, которым теперь приходилось носить не только ее, но и плод.
Вот появится Вовочка…
Давай купим для Вовочки…
Вовочке понадобится то-то и то-то…
Она, как волшебные заклинания, повторяла избранное сыну имя, и физические неудобства, связанные с его совершенно здоровым развитием и ростом, отходили на второй план, забывались и меркли.
– Представляешь, Геночка, у нас будет сын!
В этот, к сожалению совсем короткий, период их совместной жизни щедрый Гена, заранее полюбивший сына не меньше, чем она сама, казался ей очень нежным и очень любимым. Обои в детской с медвежатами и зайчиками, кроватка с голубыми рюшками, пеленальный комод, ванночка для купания, распашонки, ползунки, даже памперсы – все было куплено от души, расставлено и разложено загодя. Мальчику оставалось только появиться на свет, войти в этот мир, полный любви, и быть счастливым.