Вайолет читала, что однажды дух появился перед Буддой и спросил, кто является лучшим другом в доме человека, и Будда ответил: «Мата миттам саке гхаве» («Мать – лучший друг в доме человека»). Но у дерьмовой матери вырастают либо преступники, либо вечные жертвы. И единственный вопрос, который занимал Вайолет, заключался в том, кем же станет Уилл.

После телефонных звонков Вайолет и Эди растянулись на полу в комнате отдыха, играя в бинго, которое недавно пожертвовал центр женской взаимопомощи.

– О, двадцать четыре, – сказала Эди. – Так что ты собираешься делать с Роуз?

Во время дневной групповой терапии Вайолет обсуждала великий побег Роуз и ее странное возрождение.

– Бинго! – Вайолет была слишком величественна для победных танцев. – Наверно, проигнорирую ее. Я не уверена, что доверяю Роуз. У меня такое ощущение, что ей что-то нужно.

– Твоя очередь, – сказала Эди Вайолет. – Значит, ты не собираешься ей отвечать?

– Ты заметила, что на некоторых шарах стерлись числа? Этому набору, наверно, лет пятьдесят. Как вы думаете, сколько мы бы выручили за него на eBay?

Ее попытка отвлечь внимание не удалась. Воцарилась гнетущая тишина; другие девушки косо поглядывали на нее, складывая свои фишки для игры в лото.

– Как я ни злилась, что Роуз сбежала, я была рада. Я всегда думала, что она тоже. Есть что-то жуткое в том, что она возвращается, особенно сейчас, на гребаном зените всей этой истерии Херстов.

– Постой, – сказала Коринна, используя свою карточку для игры в бинго, чтобы показать «Т» («тайм-аут»). – Как ты думаешь, твоя сестра живет под чужим именем?

Не дав Вайолет возможности ответить, что она не знает, Коринна добавила:

– Это реально тяжело. Я пробовала. Выдумывала имена и адреса. Все время боишься, что кто-то узнает тебя, пока ты заправляешь машину, и позовет по имени.

– А ты почему сбежала? – спросила Эди. Коринна пожала плечами.

– Не знаю. Мне нравится идея чистых листов.

Может быть, это было просто воображение, но Вайолет показалось, что все присутствующие в комнате одновременно вздохнули. Каждый, кто совершал попытку самоубийства, знает, что это тоже в некотором роде чистый лист. В каком-то смысле саллекхана Вайолет не сильно отличалась от решения Роуз уйти. Голодание до смертельного исхода было единственным пришедшим ей в голову способом увеличить расстояние между собой и матерью. Единственным способом распрощаться с ролью нелюбимой дочери и любимого козла отпущения.

Коринна задумчиво покрутила на руке больничный браслет с именем.

– Слушай, серьезно. Напиши этой стерве и спроси, как ей удалось сбежать так, что никто не заметил. После того, как я выйду отсюда, мне придется вернуться в трейлер к моей 150-килограммовой мамаше и ее кишащим глистами собакам. Мне нужен секрет фокуса большой сестры. Напишешь? Я даже марку тебе одолжу.

Вайолет все еще понятия не имела, что будет делать она, когда ее выпишут. Она не собиралась возвращаться домой, но мысль о том, чтобы упорхнуть на свободу, заставляла ее чувствовать себя виноватой и напуганной. Виноватой… потому что разве это не бессердечно – отречься от собственной мамы? Напуганной… потому что телевидение, а может быть, общество в целом внушили ей, что человек не может преуспеть в жизни без любящей поддержки семьи. Но если жизнь не дала тебе достойных образцов для подражания, не значит ли это, что ты должен пойти и найти их самостоятельно?

В словах Коринны был смысл. Как это сделать? Если бы стояло лето, Вайолет могла бы взять палатку и жить в кемпинге. Но приближалась зима, а ее скудных сбережений не хватило бы на фургон. Она могла бы сесть на попутку или в автобус и поехать на юг, где тепло, – но что потом? Как ни иронично, единственным человеком, который мог научить ее, как исчезнуть бесследно, был все тот же человек, вызывающий в ней самые противоречивые чувства. Неожиданным образом все дороги вели к Роуз.