Не знаю, что происходит со мной в этот момент, но я, наверное, впервые за последние десять лет действительно чувствую себя в безопасности. А я-то думала, что за три года, которые прошли со смерти Азима, уже научилась это ощущать. Рядом с семьей и близкими мне ведь ничего не угрожало. Но то, что я почувствовала рядом с Дударовым, было чем-то новым.

– Всё будет хорошо, не плачь больше, – говорит он, и я, моргая, отстраняюсь от него, смущенная своей неправильной реакцией. В голове всплывает его поцелуй, и я вскакиваю с места, обуреваемая паникой.

– Пойду в коридор, – говорю ему и выскакиваю из приемной. Дударов может оказаться слишком опасен для моего душевного равновесия.

***

Приехавшие после моего звонка Мурад и Алия как могут пытаются меня успокоить. Невестка обнимает меня, шепча слова утешения.

Брат пытается перевести найденного малыша в частную клинику, но тут приходит Дударов и говорит о том, что делать этого нельзя. Врач категорически против.

– И что же нам делать? – смотрю я на него с надеждой. Мне почему-то кажется, что он обязательно найдет выход.

– Ждать. Это всё, что нам остается, – выглядя разбитым, говорит Шамиль. На мужчину произошедшее действует не меньше, чем на меня. Я вижу, что он тоже в шоке и ему, так же как и мне, страшно. – Поезжайте домой. Я останусь до утра.

– Нет! – тут же протестую я. – Я с ума сойду от неизвестности!

– Хади, он прав. Твое присутствие ничем не поможет. Утром мы вернемся, – говорит брат. По выражению его лица вижу, что протестовать бесполезно, и понуро киваю.

Смотрю на Дударова и прошу:

– Пожалуйста, позвони мне, если что-то…

– Ничего не случится, – уверенно говорит он, перебивая меня.

Я киваю и позволяю брату увести себя.

Дома под строгим надзором мамы с трудом впихиваю в себя ужин.

– Не понимаю, о чем думают люди, поступающие таким образом, – вздыхает она после моего рассказа. – Нагуляли, а потом избавились…

– Даже если нагуляли, зачем поступать так жестоко?! Неужели нельзя было отдать в приют? Или оставить у кого-нибудь на пороге… – всхлипывает невестка.

Мурад поднялся к детям, так что мы спокойно обсуждаем подобные темы.

– Ну-ну, дорогая, не нервничай. Молочко пропадет, – обнимает ее мама, притягивая к себе.

– Это так ужасно… – всхлипывает она в ответ, а я вдруг четко представляю лицо того бедного малыша. Оно словно отпечаталось в моем сознании.

– Мы даже не узнали, мальчик это или девочка… – моргаю я, силясь не разреветься.

– Еще узнаете. Я уверена, что ангелок будет в порядке. Бог защищает младенцев.

***

«Как дела?» – пишу я сообщение, найдя контакт Дударова в мессенджере. На самом деле он уже писал мне ранее, но я всё удалила и внесла его в черный список, из которого теперь вытащила.

«Не так плохо, как могло бы быть», – отвечает он почти сразу же.

«Это как?» – не понимаю я.

«Они считают, что проблема скорее в том, что он родился раньше срока, чем в переохлаждении. Кажется, мы нашли его практически сразу после того, как его там оставили».

«Слава богу! Как хорошо, что я решила сегодня задержаться!» – пишу ему под влиянием эмоций.

«Уверен, выбегая из офиса, ты думала с точностью до наоборот».

В ответ на это я молчу. Не знаю, что отвечать, да и не хочу возвращаться к тому, что случилось в моем кабинете. В моей голове до сих пор не укладывается то, как я отреагировала на его поцелуй.

«Кстати, у нас мальчик», – пиликает вновь телефон.

«Правда?» – улыбаюсь я, вмиг забывая обо всех мыслях.

«Ага. Врач говорит, вырастет красавчиком», – читаю ответ и молюсь, чтобы эти слова сбылись. Бедный ребенок не должен пострадать из-за жестокости и грехов людей.