В день операции я места себе не нахожу, мне так страшно и до боли хочется чьей-нибудь поддержки. Именно в эту минуту я жалею, что Лука все же не услышал моего признания, и у нас банально не было возможности поговорить. В этот момент как никогда остро я понимаю, насколько тяжело нести бремя родительства совершенно одной. Ведь не зря у ребенка два родителя: чтобы один поддерживал другого в тяжелые моменты, и наоборот.

Я прикрываю глаза, складываю ладони в молитвенном жесте и просто молюсь всем и сразу, как умею. Меня колотит, зуб на зуб не попадает, а затылок простреливает тупой болью. Плевать. Плевать на все! Я готова собственноручно отрезать руку, ногу и все, что попросят, только бы мой ребенок перестал страдать!

- Умоляю, - шепчу, не открывая глаз, посылая свой запрос во Вселенную, - не отбирайте ее! Она же еще ребенок! Ей многое предстоит узнать! Умоляю, верните мне ее живой и здоровой.

И, кажется, впервые небеса слышат мои молитвы. Потому что спустя почти четыре часа из операционной выходит доктор, стягивая маску.

Видя мое предобморочное состояние и трясущиеся руки, он спешит успокоить:

- Рада Алексеевна, выдыхайте. Операция прошла успешно, мы сделали все, что смогли. Дальнейшее зависит от Оли. От ее организма.

- Спасибо, доктор, - шепчу, закусывая губы до крови и рьяно стирая льющиеся слезы. – Оля будет жить. Обязательно. Иначе как же я без нее?..

И дни проносятся, как в бешеной карусели по одному и тому же сценарию: работа, дом, чтобы сменить вещи и взять кое-что необходимое, Олечка, наши совместные вечера, курс реабилитации, который, на удивление, идет семимильными шагами. Доктор нами безумно доволен и спустя две недели даже разрешает на выходные съездить домой.

- Ураааа! – Кнопка вскакивает с больничной койки и начинает прыгать на ней.

- Олюшка, успокойся! Не прыгай, ты можешь ушибиться, - я пытаюсь поймать эту егозу, но куда там!

- Ура! Ура! Ура! Я смогу увидеть все свои игрушки, смогу спать в своей кроватке! Мама! Мамочка, а ты испечешь мне свою пиццу? Такую самую вкусную, с грибами и колбаской? – дочь умоляющим взглядом заглядывает мне в глаза, а я снова не могу сдержать слез счастья.

- Конечно, Кнопик. Я тебе весь мир подарю, если захочешь.

- Нет, весь мир не нужно, - смешно морщит носик, обвивая мою талию худенькими ручками. – Просто самую большую и вкусную пиццу. И сыра побольше!

Мы возвращаемся домой, и Кнопка с опаской переступает порог квартиры. Как будто боится что-то увидеть. Обходит помещения, с интересом все разглядывая, и в последнюю очередь заходит в свою комнату. Пробегается взглядом по игрушкам, гладит их с нежностью и с облегчением выдыхает:

- Фух, все на месте!

- Конечно, на месте! А ты как думала?!

- Я боялась, что ты их выкинешь или спрячешь…

- Дурочка моя, - сажусь на пол рядом с дочерью, прижимая со всех сил малютку к своей груди. – Как и зачем я могла бы это сделать?! Ведь я так ждала тебя домой… И твои игрушки тоже ждали!

Оставив малышку в комнате, я переодеваюсь в домашнюю одежду, мою руки и иду на кухню готовить пиццу. Немного увлекаюсь желанием угостить и побаловать малышку, что не сразу замечаю, что в квартире подозрительно тихо.

- Оля, идем ужинать! – зову громко дочь, накрывая на стол.

Но ответа не следует.

Страх сжимает мое сердце в ледяной кулак, не намереваясь его отпускать, по спине тут же струится холодный пот.

- Оля, пицца готова! – спешно вытираю руки и широким шагом направляюсь в детскую.

Оля лежит на полу, не двигаясь.

- Кнопка!!! – бросаюсь к дочери, тормоша ее за плечо. Малышка мертвенно – бледная, губы синюшные, а из носа, из обеих ноздрей, тоненькими струйками вытекает кровь.