Лишь Адаму я доверилась на все сто. По двадцать-тридцать минут каждое утро мы занимаемся моей реабилитацией. С каждым днём всё лучше и лучше. Сегодня я практически сама дошла до ванной комнаты, но муж всё равно страховал меня. Подбадривает и говорит, что у меня всё получится.

И это так приятно. Так ценно. Многое говорит о мужчине, которого я люблю.

— Дошла! — восклицаю, дотронувшись до двери ванной комнаты. Оборачиваюсь к Адаму и ослепляю его радостной улыбкой. — Ты рад? Ты гордишься мной?

— Горжусь, — отвечает и в одну секунду я оказываюсь в его объятиях, в которых могу расслабиться и оторваться от земли. И не только физически, но и духовно. С ним я могу летать. — Я больше, чем просто горжусь! Ты настоящая умничка, пчёлка.

— Спасибо, — на моих губах появляется счастливая улыбка, которая не пропадает около месяца. С того самого дня рождения моего любимого мужчины. С того момента, как тёмное время суток превратилось в ночи любви, страсти и безумства. — Я люблю тебя, Адам Мюллер. Очень-очень сильно.

— А я тебя, пчёлка, — шепчет и припадает к моих губам, которые от всех его нескончаемых ласк стали больше в два раза без пластики.

После нашей первой ночи у мужа словно цепь сорвало, и он вечно ко мне пристаёт. То крадёт быстрые поцелуи, пока девочки делают вид, что не видят, то утаскивает в спальню, где мы запираемся. То ни с того ни с чего поцелует руку, плечо, ногу… Близняшки тихо хохочут со своего «сумасшедшего папочки», как они его называют.

— Адам, — начинаю говорить в его губы, потому что сегодня он утренними поцелуями, кажется, решил не ограничиваться... — Почти семь. Скоро девочки придут.

— Дверь заперта, — оповещает, отстранившись на несколько сантиметров. — Поэтому мы можем продолжить и...

— И услышать их истерику о том, что маму с папой похитили, — напоминаю то, что было в прошлый раз. — Ты опять хочешь пропустить работу, успокаивая своих пчёлок? Закармливать их сладким в надежде, что они перестанут нас обнимать, боясь, что мы вновь пропадём?

— Лучше я пропущу работу, проведя освободившееся время с тобой. В спальне. На белоснежных простынях… — не унимается. Не слышит. Ну ладно. Я предупредила.

— Под звуки того, как наши девочки тарабанят дверь… — продолжаю за него.

— Какая же ты дотошная! — восклицает и унося меня на кровать, аккуратно опускает на неё. 

Затем идёт к своей тумбе и берёт телефон. Несколько мгновений что-то в нём просматривает, а после прикладывает смартфон к своему уху. — Захир, передай няне, чтобы будила девочек, собирала их. Сегодня я разрешаю им позавтракать в той их любимой пекарне с пончиками… Да. Да. Конечно. Охрану, да. Отбой.

— И не стыдно тебе? — журю мужа, когда он заканчивает разговор. — Детей практически выгнал из дома. Ай-ай-ай, какой ужасный папа!

— Ужасный папа? — переспрашивает, направившись ко мне. — Ошибаешься. Я им прекрасный отец. Но у меня молодая, — его рука оказывается у меня на коленях, медленно поднимаясь. — Привлекательная, — вторая рука повторяет манёвр первой. — Страстная, — обе руки тянутся к поясу халата и развязывают его. — Жена, — халат пропадает где-то позади Адама. — От которой я без ума, — наклоняется к моей шее.

— И…

— Молчи, — приказывает, приложив палец к моим губам, не отрывая рук от шеи, ключиц и плеч. — Здесь говорю только я. Ты молчишь и подчиняешься мне. Поняла? Кивни, — приподнимает голову в ожидании ответа.

Заворожённо смотря в его глаза, киваю, чувствуя ауру властности и силы, исходящую от супруга. Его же взгляд блуждает по всему моему телу, обжигая каждый миллиметр кожи.