Туловище под одеялом зашевелилось.
Установила приличное расстояние между бутылкой и стаканом и начала переливать ее содержимое в стеклянную тару. Звук живительной жидкости для девушки с Великого Бодуна стал воскрешающим. Из-под одеяла высунулась рука и сжала и разжала пальцы, призывая меня сжалиться и дать хоть каплю чудодейственной минералки.
Отставила бутылку на тумбочку и вместо стакана вложила в Юлькину руку старательно сложенную мной фигу.
Пальцы подруги неловко ощупали мой презент и пришли к выводу, что это не те дроиды, что она ищет. Из-под одеяла послышался жалобный хрип.
- Маша, - таким голосом, должно быть, старуха с косой разговаривает. – Дай.
- А кто это нас там такой капризуля? А кто это ночью Машеньке спать не давал и песни громко пел? – стягивала с нее одеяло, приговаривая елейным голоском. – А кто это ночью ел сосиски прямо с упаковкой? А кто потом хотел измазать Жедимкину дверь арахисовой пастой, чтобы он решил, что это какульки, а потом спалился коменде да так, что та решила, что ты в какульку настолько, что даже в себе её не удержала? А кто потом демонстративно обсасывал пальцы с этой арахисовой пастой и чуть не довела до рвоты коменду и даже меня, хотя я знала, что это не то, о чем можно было бы подумать? Кто у нас так плохо себя вел ночью? Правильно, Юленька.
- Правда? – показала она свои пристыженные глазки с размазанной тушью под ними. – Коменда меня видела?
- О, ты была звездой сегодняшней ночи! Я думаю, она тебя после этого еще долго будет помнить.
- Блин! – завыла подруга и снова спряталась под одеялом. – Это всё Дима виноват.
- Да? И чем же он провинился? Оказался недостаточно сладок для тебя?
Тяжелый вздох.
- Он вчера к другой клеился. Вернее, она к нему, а он повелся, - пробубнила она.
- Какая печальная печаль, - сыронизировала я. – Держи минералочку, королева мятого арахиса.
- Как стыдно-то, господи! - высунулась она из-под одеяла и осушила стакан в несколько глотков. Сменила стакан на бутылку и отпила из нее, но уже с меньшей жадностью. Затем прислонила её ко лбу и с облегчением закрыла глаза. – Я теперь не выйду из комнаты.
- Да ладно тебе, - попыталась я ее успокоить и устроилась на своей кровати в позе лотоса. – Думаю, коменда и не такое за все свое время работы видела. Сомневаюсь, что ты ее сильно удивила.
- Капе-ец! – посокрушалась она еще немного о себе и неожиданно перевела стрелки. – Это ты всё виновата!
- Я?! – от удивления чуть не лопнули глаза.
- Ты! – подтвердила Юля. – Если бы ты пошла со мной, то не дала бы мне так нализаться.
- Ну, да, - закивала я активно. – Я бы тебе дала нализаться по-другому.
- Как же башка болит, - простонала Юля и прикрыла глаза. – Кто, говоришь, меня принес?
- Тимоха. Красивую такую. Лохматую, поющую репертуар Ленинграда.
- Стыдоба-то какая.
- Да, ладно. Прикольно было. Ты такая милая, когда нифига не соображаешь. Даже в любви мне призналась раз шестьсот.
- Ну, хоть что-то хорошее за вечер сделала, - наконец, улыбнулась она и оглядела меня одним прищуренным глазом. – А ты куда собралась?
- Я уже вернулась, вообще-то. В мире трезвых уже обед.
- Да? – подруга схватила телефон с тумбочки и взглянула на часы. – Почти час дня. Кошмар. И куда ты ходила?
- На работу устраивалась.
- Зачем? – искренне удивилась девушка. – Родители же есть!
- А кто это у нас так плотненько на родительской шее сидит? Кто у нас великовозрастный нахлебник? – сузила я глаза, снова наступая на девушку елейным голосом.
- Юленька? – спросила она неуверенно.
- Молодчинка какая!
- Отстань, - отмахнулась та и снова закрыла глаза. – Кстати, Соколовский вчера расстроился, когда увидел, что я без тебя пришла.