Бред! Желваки на скулах сводит так, будто они живут своей отдельной жизнью.

На смену злости приходит другое чувство, не менее сильное… Мне сложно обозначить его для себя, потому что ранее я с ним не сталкивался.

Аленушка, где же ты, малышка?

Почему сбежала?!

С досадой вспоминаю то утро, когда проснулся совершенно один на большой двуспальной кровати. Если бы не кровь на простынях, подумал бы, что совсем поехала крыша.

В голове мелькает воспоминаниями состоявшийся несколько месяцев назад разговор с другом.

– Весь порт вверх ногами поднял, в каждый угол квартала заглянул, – с досадой машу рукой. – Бесполезно! Нигде нет. Как сквозь землю провалилась.

– Я бы на твоем месте проверил наличку и ценные бумаги.
Буквально ощущаю, как мое лицо начинают покрывать красные пятна ярости и негодования.

Глядя из-под густых бровей на друга, цежу сквозь зубы:

– Она не такая. Понятно?

– Понятно. Чего не понятного-то? – усмехается задумчиво Давид.

Уже в красках начинаю представлять, как мой кулак здоровается с челюстью лучшего друга, но беру себя в руки. Садулаев мне нужен. Точнее, его связи.
– А если на прямую, откуда знаешь? – Давид крутит в руках ручку, на основании которой тонким шрифтом выгравировано «Паркер». Встречаюсь с ним уверенным взглядом. – Может, у нее что не ночь, то приключения в порту.

– Нет! – рычу в ответ, очти до глубины души оскорбленный идиостким намеком Давида. - Я первый! Она девственница была.

Садулаев приподнимает бровь.

Мой взгляд не сулит ничего хорошего.

- Ну, тогда это меняет дело, – говорит спокойно, игнорируя искры ярости в моих глазах.

Ну, я так понимаю, в ближайшее время ты найдешь свою красавицу, - друг делает эффектную паузу, прежде чем продолжить. - Там и свадьба не за горами.

Из моей груди вырывается звук так похожий на отвращение.

– Чтобы я еще раз на себе на шею добровольно это ярмо накинул? Шутишь?! – внутри все буквально взрывается. - Никогда, черт возьми! Скорее, ад замерзнет, чем я еще раз женюсь.

Тру задумчиво подбородок, возвращаясь в реальность. Поступил. как кретин! Фамилию не узнал, обидел девочку, еще и резинка порвалась…

Чер, все не так!

В груди холодеет от мысли, что девушка солгала. Что, если она и никогда не жила в Анапе? Не местная – это худший из всех возможных сценариев. Но у меня уже не осталось сомнений, что так оно и есть.

Проклятье!
Ядовито усмехаюсь.

Мужчина становится злым в двух случаях: когда голоден и когда унижен. А я, черт возьми, совсем не голоден. В крови бурлит адским огнем обида.

А смысл самого себя обманывать?

Эта худышка с серебристыми волосами задела мое мужское эго своим побегом.
Перед глазами, как наяву, появляется худенькое осунувшееся личико и этот режущий по сердцу взгляд огромных, как из японских аниме глаз.
Они так напоминают взгляд потерявшегося ребенка…
Прокручивая раз за разом в воспоминаях мельчайше детали, обзываю себя в который раз кретином.
Злиться куда легче и приятнее, чем сгорать от чувства вины.

А что, если она попала в беду?

Вместо того чтобы все разузнать, эгоистично затащил в кровать.

Дважды кретин, нет, трижды!

Как можно было фамилию не узнать?!

Злость на самого себя самая сильная, поэтому я всегда стремлюсь, как можно скорее направить её на кого-нибудь другого. Врезать бы кому нибудь…
Чутко, уловив мое настроение, бармен поспешно подливает огненную воду в мой пустой стакан.

Какой по счету? А черт его знает!

Сжимаю пальцы на прохладном стекле, лениво наблюдая за тем, как в прозрачной жидкости с миллиардами пузырьков тонут ровные кубики льда.
Почти так же, как и моя гребаная жизнь.