– Но я действительно ничего не видела и ничего не знаю…

– Вот-вот, такой линии и держись! Еще скажи, что если что и видела, то ничего не помнишь. Все забыла. Отшибло память у тебя после стресса, ясно?

– Ясно… А тебя тоже вызывают?

– На допрос нет, велели просто все снимки сдать. У них, понимаешь, фотограф в отпуске, вместо него – стажер, а у него техника фиговая. Так эта Камнеломова решила моими руками жар загребать. Отдай, дескать, все снимки. Да сейчас, спешу и падаю! Дал ей парочку, остальные, сказал, засветил с перепугу.

– Неужели она поверила?

– Да нет, – вздохнул Порфирьич, – это такая баба… ты с ней поосторожнее.

Я быстро собралась и отправилась на Сталепрокатный проспект. Настроение у меня было хуже некуда – меня еще ни разу в жизни не вызывали на допрос. Или на дачу показаний – вряд ли одно от другого сильно отличается.

Говорила уже, что я робкая, боязливая, плохо схожусь с людьми, теряюсь, когда со мной разговаривают грубо. А если еще загнать меня в маленькое душное помещение, то вообще могу потерять сознание. А уж ничего путного точно не расскажу этой самой… Камнеедовой, то есть тьфу! – Камнеломовой. Впрочем, без разницы.

Нужный мне дом оказался мрачной каменной махиной конца девятнадцатого века. При входе у меня потребовали паспорт, нашли мою фамилию в списке и выписали одноразовый пропуск.

Я поднялась на второй этаж, нашла двести семнадцатый кабинет и постучала.

Из-за двери донесся резкий голос:

– Обождите!

Возле двери стоял одинокий стул. Я села на него и приготовилась к длительному ожиданию.

Впрочем, особенно долго ждать не пришлось.

Дверь распахнулась, оттуда вышла заплаканная женщина средних лет. Бросив на меня сочувственный взгляд, она сказала: «Заходите!» – и понурясь удалилась по коридору.

Я осторожно вошла в кабинет и по привычке огляделась. Помещение оказалось не таким маленьким, как я ожидала, и довольно много света попадало сквозь чисто вымытое окно. На окне стоял даже цветок в горшке. Это был кактус, но все же я порадовалась, что в этом месте мне не станет плохо.

Радость моя продержалась недолго – до тех пор, пока я не увидела хозяйку кабинета.

За большим столом, перед высокой стопкой картонных папок, сидела женщина лет сорока с лишним и что-то писала. При моем появлении она не оторвалась от своего занятия и ничего не сказала. Я же использовала это время, чтобы как следует ее разглядеть.

Что вам сказать? Черты лица у нее были крупные, а глаза, наоборот, меленькие и очень колючие. Волосы уложены тугими скрученными прядями, чувствовалось, что она держит их в ежовых рукавицах, чтобы не смела вылезти ни одна прядка. Спина у следователя была не то чтобы прямая, но какая-то монолитная. В общем, следователь Камнеломова полностью соответствовала своей фамилии.

Она писала еще несколько минут, наконец закончила, убрала исписанный лист в картонную папку и открыла следующую папку из стопки.

Только после этого она подняла на меня колючий взгляд и строго проговорила:

– Нехорошо! Очень нехорошо! Вы должны были знать, что нарушаете закон!

– Нарушаю закон? – испуганно пискнула я. – Какой закон я нарушила?

– Вот только не надо дурочку валять! Можно подумать, вы не знаете, что нанесение тяжких телесных побоев противозаконно! Конечно, свекрови всякие бывают, вас где-то можно понять, но тяжкие телесные побои – это уже перебор!

Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног, что я попала в фильм абсурда.

– Не понимаю, о чем вы… у меня и свекрови-то нет… я вообще не замужем…

– Как – нет? – женщина недоверчиво уставилась на меня. – Вы ведь Пантелеева?