– Ой, какой аферист! Супер! И как же ты туда, паразит, залез? И вылезать, наверное, не хочешь. А зачем? Тепло тебе там, уютно, сытно. Ну, ничего, – пообещала, – у нас не засидишься.

И говорит уже не клещу, а мне:

– Ну что ж, собирайтесь, поедем в больничку.

– Зачем? – удивился я.

– Ну а как же. Вы же не хотите умереть от энцефалита.

– Не хочу.

– Значит, надо ехать.

– Но почему ехать? Разве вы не можете сделать что-то на месте?

– А что именно?

– Ясно что. Вынуть клеща. Это что, такое сложное дело? У вас же, наверное, есть для этого медицинское образование, опыт.

– Все у меня есть, я фельдшер со стажем. Не врач, но тоже кое на что способна. Но вот стерильных инструментов у меня нет. А без стерильных инструментов такие вещи не делаются. Вы со мной согласны?

Я был согласен, но посмел выразить недоумение.

– А что, стерильные инструменты – разве это проблема?

– Ну конечно, проблема, вы же не хотите умереть от заражения крови. Мне кажется, даже и в вашем возрасте это не очень приятно. Вы со мной согласны?

Я опять согласился, что и от заражения крови умереть не хочу. Если правду сказать, я вообще-то ни от чего не хочу, хотя понимаю, что отчего-то все же придется. Но желательно в другой раз. Хотя в другой раз желательно тоже не будет.

– Но все-таки, – попробовал я рассуждать логично, – если у вас с собой нет никакого стерильного инструмента, давайте обойдемся домашними возможностями. Возьмем простую иголку, прокипятим, вот вам и стерильный инструмент.

– Ну это правильно. Иголку вы прокипятите. А полы, стены и потолки тоже прокипятите? Стерильную обстановку создать сумеете?

– То есть чтобы вокруг чистота была? Так у нас вроде бы и не грязно.

– Чистота – это еще не стерильность. Попробуйте пальцем по полу проведите, суньте его под микроскоп, и там такое увидите, что в обморок упадете.

Я предположил, что с микроскопом везде что-нибудь найдешь.

Она согласилась: везде, но не то и не в такой пропорции. Если в настоящей операционной…

– Да при чем тут операционная, – сказал я, теряя терпение. – Мне же не операцию, а всего-навсего вынуть клеща.

Но и она стала раздражаться.

– Это вам кажется, всего-навсего клещ. Микроб в тысячу раз меньше, а попадет в ранку – и заражение крови. И что после этого? После этого вы на кладбище, я в тюрьме, а мои дети где? В детдоме. Они ж у меня от первого мужа, а этот с ними возиться не станет. Нет, не то чтобы это… Он их любит, пока со мной. Но встретит другую женщину – и сразу вспомнит, что детишки-то не его. Вот и отдаст в детдом. А там их американцам продадут на расчленение. Закон запрещает, а им все равно продают. Нелегально. Через Белоруссию перевозят. Вы думаете, они так, что ли, охотятся за нашими детями? Потому что такие добрые? Ага, добрые. У них сейчас, слышали? Продолжительность жизни выросла почти до ста лет. А за счет чего? Три вещи (стала загибать пальцы): сбалансированное питание, стволовые клетки и трансплантация. Американцы, они люди рационально мыслящие. Вы со мной согласны? Для них здоровый русский ребенок – это комплект запчастей. Это как автомобиль, понимаете? Умелые люди крадут, разбирают и потом по частям продают. Кому тормозные колодки, кому карбюратор, шины, свечи или что еще. Так мы едем или ждем симптомов энцефалита? У вас головка не кружится? В глазах не двоится?

Естественно, мне сразу показалось, что кружится и двоится.

– Значит, и обсуждать нечего, – заключила она и, достав из сумки специальный мобильный телефон величиной с мужской ботинок, стала звонить в какую-то инстанцию и объяснять негромко: