ольших скоростях. Никольский, как водитель, был просто монолитом сосредоточенности и уверенности. Но только не сейчас…

Андрей неестественно вальяжно развалился за рулем и едва цепляется за него всего одной ладонью. Я чувствую, что машина всё сильнее виляет по дороге.

— Что ты творишь? — мой голос срывается в испуганный хрип. — Остановись. Скорость сбавь. Ты же выпивший. Разбиться хочешь?

— Страшно? — скалится Никольский.

Запрокидывает голову и ведёт плечами и шеей, разминая её. В полумраке его голос и его ухмылка делают мой страх адским.

— Андрей, чего ты сейчас хочешь добиться? Я вышла к тебе, чтобы разойтись мирно. Пожалей, пожалуйста, если не меня, то ребёнка.

— Да не нужен мне этот ребёнок! — Его ладонь с размаху ударяет по рулю, а машина делает зигзаг посередине разметки. — Не! Ну! Жен!

Успеваю выставить руки вперёд и не вписаться грудью в панель над бардачком, а из лёгких вырывается возглас. Я ведь даже не успела пристегнуться. Облизываю сухие губы и боюсь взглянуть на дорогу. Всё, что я могу, — это молиться, чтобы встречная полоса оставалась пустой вечно.

— Хорошо, я согласна и ни на что претендовать не собираюсь, — пытаюсь быть убедительной. Говорю чётко и спокойно.

Понимаю: если я хочу выбраться отсюда, то должна заставить Никольского остановиться любой ценой. Любыми уговорами и обещаниями. Даже если он высадит меня прямо здесь и сейчас: на дороге, посреди ночи, на незнакомой улице. Хочу оказаться где угодно, только не в машине с пьяным Андреем.

— Ага, я похож на лоха? — выплёвывает Никольский. — Сейчас не собираешься. А потом, лет через десять, заявишься со своим приплодом на руках. И будешь доить меня на бабки.

— Я не приду к тебе. Никогда, Андрей. Что бы в моей жизни ни случилось. Только прошу… — У меня перехватывает дыхание — на спидометре 120 км/ч. Крупная дрожь бьёт по нервам, но я заставляю себя говорить медленно: — Останови машину. Я сейчас выйду, и мы разойдёмся навсегда. Ты больше меня не увидишь.

Никольский бросает на меня взгляд, криво дёргая уголками губ, а его чёрные глаза полны тумана.

— Да без базара. Зато ты навсегда запомнишь нашу последнюю встречу. Ну-у… чтобы наверняка не возникло желания приползти ко мне… — издевательски шипит он и вообще перестаёт смотреть на дорогу.

Автомобиль едет по кривой. Меня шатает, пока я беспомощно пытаюсь ухватиться за свой ремень безопасности.

— Никогда. Клянусь. Я уеду из этого города. Остановись! Пожалуйста! — не выдерживаю и срываюсь на крик.

Я перестаю понимать, что происходит. Вжимаюсь в сиденье всем телом под неестественный рык мотора машины. Мне страшно смотреть на зверя за её рулем… Мне страшно слышать его голос и вдыхать запах перегара, сплетённого с ароматом дорогого парфюма…

— Ты же так любила скорость, Лер. — Нетрезвая усмешка Никольского вызывает сильный всплеск тошноты. Я зажмуриваюсь. — Чего теперь ссышь? Это же охрененно: драйв, адреналин. Покатаемся, как в старые добрые, и я верну тебя домой…

— Андрей… — умоляю я.

Не понимаю, зачем он это делает. Откуда взялась в нём эта звериная дикость? Почему именно сейчас? Он больше чем невменяем.

— Поедем, красотка, кататься… — его гогот тошнотворен.

— Остановись! — я сдаюсь истерике и кричу на весь салон.

— Давно я тебя поджидал… — Андрей продолжает петь и ржать одновременно.

С закрытыми глазами мне чудом удаётся схватиться за ремень безопасности. Перекидываю его через себя. Дрожащими пальцами на ощупь успеваю защёлкнуть на нём замок всего за секунду «до».

За проклятую секунду до того, как машину резко подбрасывает и дёргает в сторону.