Так что Лев пошёл обыскивать улицы, но обнаружил лишь, что квартал барона Хирша обнесли деревянными стенами с колючей проволокой. Он заметил мужчину, знакомого ему по табачному делу, коренастого, бородатого торговца по имени Иосиф, тот неотрывно глядел на баррикады, словно пытался решить какую-то математическую задачу.

– Как нам выбраться? – спросил Лев.

Иосиф повернулся к нему.

– Ты не слышал? Немцы сказали, что любой еврей, который попытается выйти отсюда, будет застрелен на месте.

На улицу Клейсурас опустился вечер, температура понизилась, и дождь превратился в мелкий снег. К теперь уже пустому дому семьи Криспис подъехал автомобиль, из которого вышел Удо Граф. Он приказал солдату принести чемодан. Остановился у акации и провёл пальцем по почкам с распускающимися белыми листьями. Потом поднялся по лестнице и прошёл мимо Пинто, своего переводчика, который придерживал ему дверь.

Удо огляделся. Он хотел жить недалеко от центра и в то же время неподалёку от штаба нацистов. Это место подходило отлично.

– Выбери самую большую спальню и отнеси туда мои вещи, – сказал он Пинто. Он забрал себе дом Крисписов, так же как и другие немецкие офицеры забрали себе приглянувшиеся еврейские дома – а с ними и всё, что было внутри. Нацисты даже носили костюмы, найденные в гардеробах, и отправляли красивые платья домой своим жёнам.

Удо не видел в этом ничего плохого. Скорее наоборот. Ему казалось нелепым то, как покорно евреи оставили всё своё имущество, как мыши, которых прогнали через дыру в стене. По его мнению, это доказывало, что они изначально не заслуживали всех этих вещей.

Он плюхнулся на диван и несколько раз подпрыгнул. Раз уж он застрял в этой стране, меньшее, на что он может рассчитывать, – это опускаться на удобный диван в конце дня. Он был рад, что получил такое масштабное задание от Волка, руководить депортацией всего еврейского населения Салоников – всех пятидесяти тысяч человек! – но втайне жалел, что находится так далеко от дома и более прохладной погоды на родине. Ему ничего не нравилось в Греции, ни летняя жара, ни шумные местные. Он не понимал языки, на которых здесь говорили. А еда была странная и масляная.

Устроившись поудобнее, он бросил взгляд на вещи, оставшиеся от семьи, жившей здесь до сегодняшнего утра. Какие-то игрушки в углу. Старая зелёная скатерть. Фарфоровые тарелки в буфете. Рамка с фотографией семьи на свадьбе.

– Который час, Пинто? – спросил Удо.

– Девятый час, сэр.

– Поищи, есть ли у них бренди. Или виски. Что угодно.

– Есть, сэр.

Удо откинулся на спинку дивана и достал из кармана маленький блокнот. В конце каждого дня он вёл записи: свои достижения, мысли, имена коллаборационистов. Прочитав книгу Волка, Удо посчитал, что и его биография должна быть записана. Ему хотелось сохранить всё в подробностях.

Двигая ручкой, ощутил тяжесть пистолета в кармане. Он вдруг понял, что не стрелял из него со вчерашнего дня. «Хороший солдат должен стрелять из пистолета минимум раз в день, – сказал ему однажды старший офицер. – Это всё равно что опорожнять кишечник».

Поэтому Удо потянулся за люгером и медленно вытянул его перед собой в поисках цели. Остановился на рамке с фотографией. Спустил курок и выстрелил, стекло разбилось, рамка полетела со стола и несколько раз перевернулась в воздухе, прежде чем упасть на пол.

И в этот самый момент Удо услышал глухой удар. Это его заинтересовало, он встал и подошёл к лестнице. Подцепил ногтем дверцу в чулан. Когда она открылась, заглянул внутрь и лицом к лицу столкнулся со светловолосым мальчиком с выпученными голубыми глазами.