Финал представления был не менее феерическим. Зал на мгновение погрузился во тьму. Затем арена озарилась тревожно-красным светом, и на нее вышел огромный угольно-черный конь. На его спине грациозно покачивалась девушка-карлик, казавшаяся на фоне животного просто крошечной. Она была одета в телесного цвета трико, и казалось, что это лесная нимфа, бесстрашно оседлавшая дикого скакуна. Но огромный, мощный зверь покорно повиновался приказам маленькой нимфы.

Это была очень необычная джигитовка, сочетавшая в себе элементы акробатики и воздушной гимнастики. Всадница то и дело словно воспаряла над мчащимся по кругу конем – зал замирал, – но всякий раз она оказывалась в седле. Она буквально танцевала на крупе коня, и весь зал затаив дыхание следил за этим рискованным танцем.

А потом случилось несчастье.

Я, в общем-то, даже не понял, что именно произошло. В такие минуты действуешь не рассуждая. Несколько мгновений попросту выпали из моей памяти, и первое, что я помню, – это униформисты, с трудом сдерживающие вставшего на дыбы коня, и я сам, склонившийся над сброшенной им наездницей. Девушка была в сознании и испуганно глядела на меня – она не могла пошевелиться, не чувствовала своего тела.

Не теряя времени, я осторожно перевернул ее на бок. До этого дня я не оказывал никому первой помощи, но уроки отца, кажется, прошли недаром. Полагаясь на интуицию и на внезапно всплывшие в памяти знания, о которых я и не подозревал, я определил, что кости наездницы не повреждены, переломов нет. Вероятнее всего, у нее была сильная контузия, и я уделил какое-то время на то, чтобы установить, нет ли у девушки внутренних травм, разрывов и тому подобного. К счастью, похоже, эта миниатюрная циркачка родилась в сорочке: и с этим тоже все было в порядке. Мне оставалось только вывести ее из состояния шока, что я и проделал, попросив у Ариэль булавку. Этой булавкой я уколол девушку в нужной точке, и она, вскрикнув от боли, инстинктивно взмахнула руками и села.

В зале бурно зааплодировали, и я не сразу понял, что аплодируют мне. Когда до меня дошло, что аплодисменты предназначены действительно мне, я удивился и смутился. Я же ничего ровным счетом не сделал! Элементарная первая помощь. Но публика уже высыпала на манеж и сгрудилась вокруг меня. Среди множества незнакомых лиц я увидел сияющего Барта с симпатичной рыжей малышкой, бородатого женщину, Одетт с Одиль и, конечно же, Ариэль, которая была совсем-совсем рядом и деловито помогала приходящей в себя девушке-наезднице.

– Эй, не напирайте! Дайте пройти! – рявкнула Одетт, и зрители поспешили расступиться, но до этого я успел пожать с дюжину рук, а мое плечо уже побаливало от дружеских похлопываний.

– Это наш новый земляк, – гордо заявила Одиль, – доктор медицины Фокс…

– Райан, – подсказала Одетт. – И вовсе он не доктор медицины.

Но Одиль не обратила никакого внимания на слова сестры:

– И вы все видели, как он вернул к жизни нашу дорогую Женевьеву!

– В общем-то, ничего особого я не сделал, – попытался возразить я, но, похоже, это тоже никого не интересовало. Люди вновь стали хватать меня за руку, поздравлять (вероятно, с получением гражданства), говорить комплименты… Я, откровенно говоря, растерялся – совершенно не привык быть в центре внимания, по крайней мере, такого бурного и даже несколько экзальтированного.

На помощь мне пришла Ариэль:

– Нам с доктором надо провести Женевьеву за кулисы, – сказала она. – Я сожалею, что представление окончилось так грустно…

Ее со всех сторон тут же стали ободрять, а я тем временем воспользовался паузой и повел Женевьеву к выходу. Ариэль следовала за мной с одной стороны, с другой семенили Одиль с Одетт. Все-таки передвигались они довольно ловко. Это казалось мне очень странным. Ведь большинство живущих сиамских близнецов вообще не могут ходить. А тут такой феномен, да еще в цирке! Их компания кое-как ограждала меня от назойливого внимания восторженной публики.