Слова были грустные – про женщину, которая ради любви мужчины отдала луне своего сына. В конце концов, возлюбленный, приворожённый лунным колдовством, убил несчастную в порыве ложной ревности, а луна истончилась, превратилась в месяц и качала отданного ей ребёнка, как в колыбели.

Наши голоса с Винни переплелись и полетели. Мой - повыше и позвончее, её – пониже и более глубокий. Даже картёжники забыли игру, слушая нас, и степенные дамы на диванчиках уже не морщились недовольно, а утирали глаза платочками. А были ещё красивые молодые люди, которые пожирали нас с Винни взглядами, блестели глазами, и я предвкушала танцы, лёгкий флирт, веселье, и пела с таким вдохновением и увлечением, что, наверное, смогла бы перепеть и соловьёв, если бы они вернулись осенью в королевский сад.

Последнюю строфу я пропела не как обычно, а взяв на два тона выше. Получилось очень эффектно и красиво, но допеть блестящую руладу до конца я не смогла, потому что раздался удар, потом громкий звон стекла, а потом - испуганные возгласы дам и встревоженные голоса мужчин.

Перестав играть, я обернулась на шум и увидела, что прекрасное стрельчатое окно с балкончиком зияет пустой рамой. Осколки валялись на полу, утонув в пушистом ворсе ковров, а виновник этого переполоха – мужчина в чёрном камзоле и с длинными седыми волосами – потирает локоть.

Все смотрели на него, и встревоженные и недовольные голоса постепенно умолкали. Стало совсем тихо, и в этой тишине мужчина в чёрном камзоле глухо произнёс:

- Прошу прощения. Разбил нечаянно.

Я вдруг заметила, что он совсем не старый. Хотя волосы у него и были совершенно седыми, но на лице не было ни одной морщинки. Брови были прямыми и чёрными, глаза – тёмными, блестящими, а ещё у него были резкие, орлиные черты, и твёрдый подбородок, чуть выступающий вперёд, как бывает у решительных и упрямых людей.

Мужчина в чёрном камзоле поставил бокал с недопитым вином на столик, сделал лёгкий полупоклон, ни на кого не глядя, и вышел. Но не через ту дверь, что вела в танцевальный зал, а через другую – под полуопущенной портьерой.

- Ну вот, - сказала я укоризненно. – Такую песню испортил. Кто этот неловкий господин?

3. Глава 3

- Это герцог де Морвиль, брат короля, - после некоторой заминки сообщил мне Гриф. – Вы знаете…

- Конечно, знаю, - перебила я его. – Кто не знает маршала де Морвиля? Храбрец из храбрецов, удалец из удальцов, спас короля, выиграл войну и всё такое. Ладно, простим ему разбитое окно и загубленный финал. Даже если бы мы вздумали жаловаться, король всё равно бы простил любимого брата. Верно?

В ответ раздались неуверенные смешки, но я заиграла новую песню, и неловкий инцидент был забыт.

Время шло, мы с Винни крайне приятно проводили время, а когда распорядитель маскарада объявил продолжение танцев – отправились танцевать и делали это с огромным удовольствием.

Я уже знала по именам почти всех молодых людей, окружавших нас. Все они были отпрысками из самых уважаемых семей, и не было ни одного, кто был бы неприятен. Познакомиться с благородными девицами нам с Винни никак не удавалось, потому что один танец сменялся другим, а в перерывах мы едва успевали поболтать, выпить лимонада и съесть что-нибудь вкусненькое. Вернее, пила и ела я одна, а Винни лишь вздыхала и ковыряла ложечкой то или иное кушанье, словно рядом стояла суровая леди Кармайкл и заглядывала в рот.

- Имей в виду, - сказала я, когда мы убежали от наших кавалеров в дамскую комнату, сели на мягкие пуфики и сбросили туфли, чтобы дать ногам хоть немного отдохнуть. – Я не сержусь на графиню. Она – твоя мама, а мы с тобой – подруги. Тебе тоже может не понравиться мой старший дядя. Я видела его пару раз за всю жизнь и, если честно, больше видеть не хочу.