. Почему? Отчасти потому, что если отец не возьмет отпуск, то утратит право на него. А еще потому, что культура этих стран предполагает признательность отцу за участие в уходе за маленькими детьми, более того, ждет этого от мужчин. А мы – животные общественные, и изменение настроений в обществе приводит к изменениям поведения. И наоборот.

Работа – это временно, а дети – навсегда

В прошлом мальчики удовлетворяли потребность в призвании и цели через профессию, и предполагалось, что они посвятят ей всю жизнь. Поскольку в грядущем у человека редко будет одна профессия раз и навсегда, гораздо лучше подготовить своего сына к отцовству: оно с большей вероятностью даст ему ощущение цели до конца дней. Лишь крошечная доля мужчин считает, что карьера способствует их духовному росту. Для большинства путь к высокому заработку – это путь утрат{178}. Утрата возможности проводить время с семьей. Утрата взаимопонимания с семьей, которая приводит к отцовской «ловушке для героя»: любить близких – значит жить в разлуке с ними. Лишь немногие мужчины на смертном одре говорят: «Надо было мне больше времени проводить на работе». Однако отцы, которые внесли свой вклад в воспитание детей и тем самым обогатили их, получают в награду богатый внутренний мир. И если сын чувствует, что он для отца – радость в жизни, то и к своей будущей роли отца относится с радостным предвкушением.

Биологическая приспособляемость наших сыновей к роли отца и их стремление участвовать в воспитании своих детей, умение видеть в этом цель в жизни – залог выхода из кризиса мальчиков. Но поскольку эволюционное прошлое диктует нам, что мальчики – расходный материал, для выхода из кризиса мальчиков необходимо, чтобы мы поняли: на кону не только будущее наших сыновей, речь идет о будущем всего мира. Мир стонет под гнетом эмоционального террора, возникшего потому, что мальчики (и девочки), лишенные отцов, поддаются на соблазны террористических организаций. Психологические затраты приводят к затратам сугубо финансовым…

Нет отца – придет государство

Когда после терактов 11 сентября мы пытались вернуть себе ощущение эмоциональной безопасности, то согласились, чтобы за счет наших налогов государство укрепляло и расширяло свои ведомства, принимало и исполняло соответствующие законы (Управление национальной безопасности, Управление транспортной безопасности, Министерство национальной безопасности, Закон о патриотизме, строжайшие проверки иммигрантов, запрет иммиграции и стены на границах), а кроме того, были готовы понести и психологические затраты, сопровождающие утрату свобод.

Война против терроризма в 2018 финансовом году увеличила национальный долг США на два триллиона долларов{179}. Какой доли этих затрат нам удалось бы избежать, если бы у ИГИЛ не было бесперебойного источника мальчиков без отцов, из которого оно вербует своих боевиков? Даже без учета этих затрат ученые подсчитали, что если бы удалось сохранить от распада всего один процент семей, это сэкономило бы налогоплательщикам 1,1 миллиарда долларов в год{180}. В частности, как мы убедимся, безотцовщина повышает вероятность подростковых беременностей, а 80 % несовершеннолетних матерей получают государственные пособия, что обходится налогоплательщикам в 9 миллиардов долларов ежегодно{181}.

Когда вы читаете о том, как связаны с безотцовщиной рост преступности, тюремные сроки, массовые убийства в школах, домашнее насилие, изнасилования, наркомания, психические расстройства, нищета, безработица, отсев из школ, не забывайте, что каждый доллар, который мы тратим на то, чтобы правительство загладило трагические последствия безотцовщины, – это результат многовековых психических травм, которые нельзя исцелить никакими деньгами.