Разумеется, девочкам и сейчас приходится сталкиваться с культурными стереотипами, и внешними, и внутренними. Но меня потрясло другое: как ни мечтал Энди об играх с сыном, желание, чтобы жизнь его ребенка сложилась как можно лучше, перевесило любые фантазии о том, как он может в ней поучаствовать, и поэтому он предпочел бы дочку.
В прошлом большинство отцов мечтало о первенце-сыне. Теперь все иначе. Глубинный «отцовский инстинкт» Энди – стремление поставить на первое место то, что лучше для ребенка, а не собственные желания, – вполне соответствует мнению большинства современных пап: будущие отцы почти в два раза чаще хотели бы дочь, а не сына{3}. Что касается будущих мам, они на 24 % чаще хотели бы, чтобы их первым ребенком была девочка{4}.
В прошлом нам обычно казалось, что взрослые дочери с большей вероятностью, чем сыновья, возвращаются жить к родителям. Ведь такова была реальность{5}. Но теперь все иначе. Сегодня молодые люди в возрасте от 25 до 31 года живут с родителями на 66 % чаще, чем их ровесницы{6}. Впервые за новейшую историю молодые мужчины чаще живут с родителями, чем с партнершами. Напротив, женщины предпочитают жить с партнерами{7}.
Уильям, папа Кевина, говорил мне:
– Когда наш сын вернулся в свою детскую вскоре после того, как мы устроили ему великолепный праздник в честь тридцатилетия, я, помнится, подумал: «Вот доказательство, что я плохой отец». Кевину я ничего не говорил, но эта мысль не дает мне покоя до сих пор.
Однако Кевин почувствовал смущение отца. Правда, его беспокоит совсем другое:
– Мы с одной девушкой так зажигали на вечеринке – ух! Я бы пригласил ее поехать ко мне, но не мог же позвать ее в родительский дом, поэтому просто продолжал к ней подкатывать. Потом она сама говорит: «Тут так шумно. Давай сбежим куда-нибудь!» Я предложил пойти в бар. Она посмотрела на меня будто на ненормального. А потом взмахнула ресницами, провела пальчиком по пуговицам на моей рубашке и говорит: «Может, к тебе? Ты далеко живешь?» Я ответил, что нет, поблизости, но с родителями. Хотел спросить, может, у нее есть куда поехать, но понял, что стоило ей узнать, что я живу с родителями, как она вся окаменела. Извинилась, сказала, что ей надо «попудрить носик», а сама подошла к подружке, и они начали поглядывать на меня и хихикать. Меня в жизни так не унижали.
На противоположном конце спектра продуктивности – юноша с четко определенными целями в жизни. Что общего у них с Кевином? Беззащитность. Обидчивость. И стыд. Сегодня, в мире Харви Вайнштейнов, Биллов Кросби и прочих рухнувших кумиров, оказывается, что за каждым шовинистом, повинном в сексуальных домогательствах, за каждым насильником и серийным убийцей стоит обиженный мальчик, которому стыдно за своих собратьев. Только представьте себе, сколько стыда накопил Ройс Манн к пятнадцати годам – и как живо и осязаемо он выразил это чувство в стихотворении в прозе, которое написал для программы HATCH – международного сообщества, цель которого – «высиживать» (hatch) творческих личностей, будто птенцов в гнезде. Приведем отрывок из стихотворения Ройса: