Мистер Харлан откровенно рассмеялся. Повинуясь неожиданному импульсу, я повернулся к нему и спросил:

– Могу ли я принять собственное решение по этому делу?

– Конечно, Сэм, – ответил он. – Это ваше дело, а не мое.

Я снова посмотрел на незнакомца. Он буквально дрожал от неуверенности.

– Хорошо, – объявил я. – Я вас возьму.

– За двести долларов?

– Нет, я отвезу вас бесплатно. Деньги вам понадобятся в конце пути.

Он достал платок и вытер лоб, на котором были капли пота.

– Спасибо, сэр, – просто сказал он.

– Но я должен вас кое о чем предупредить. Барк не в лучшем состоянии. Если не доберется до Сан-Педро, а пойдет на дно, я не несу ответственности за вашу драгоценную машину.

– Хорошо, сэр. Я буду рисковать так же, как вы.

– Могу ли я узнать ваше имя?

– Мойт, Дункан Мойт.

– Шотландец?

– По происхождению, капитан. Американец по рождению.

– Хорошо, поторопитесь и поместите свои пожитки на борт.

– Обязательно. Спасибо, капитан Стил.

Он торопливо надел шляпу и вышел, и, когда он вышел, мистер Харлан и отец спросили меня, почему я принял такое решение.

– Мне он показался маньяком, Сэм, – сказал агент. – Но дело ваше, не мое.

– А что тебя убедило его взять? – удивленно спросил капитан Стил.

– Только то, что ему очень нужно было, – ответил я. – Может, он и маньяк, свихнувшийся на автомобилях, и, конечно, нелепо везти машину в Лос-Анжелес на торговом корабле вокруг мыса Горн, но бедняга показался мне джентльменом, и ему трудно приходится. Мне показалось, что помочь ему – настоящий христианский поступок.

– Ты можешь причинить ему неприятности, если груз на твоем корабле пожелает сместиться, – заметил мой отец, покачав седой головой.

– Он не сместится, сэр, – решительно ответил я. – Я надеюсь на удачу в этом плавании, и очень вероятно, что найду ее.

Агент одобрительно хлопнул меня по плечу.

– Вот так и надо говорить! – воскликнул он. – Я абсолютно уверен, Сэм, что вы благополучно доставите груз в Сан-Педро. Во всяком случае я ставлю на вас, молодой человек.

Я поблагодарил его за уверенность и, попрощавшись с отцом и нанимателем, храбро вышел и пошел к поджидавшей меня шлюпке.

Ждал меня и дядя Набот. Он сидел на планшире.

Дядя Набот – это мистер Перкинс, и он важный член фирмы «Стил, Перкинс и Стил», будучи единственным братом моей покойной матери и моим верным и надежным другом. Я считал, что мой дядя в Нью-Йорке, и еще сегодня утром написал ему прощальное письмо в этот город.

Но он был здесь и безмятежно улыбался, глядя, как я подхожу.

– Что это за глупость, о которой я слышал, Сэм? – спросил он, тепло пожав мне руку.

– Я плыву вокруг мыса Горн, – ответил я, – везу груз строительной стали на западное побережье в этом старом барке, дядя, – ответил я.

Он проследил за моим взглядом и посмотрел на корабль.

– Что-нибудь в этом особенное?

– Да ничего, кроме приключений, дядя. Но это не даст мне заплесневеть до весны, когда спустят на воду «Чайку». Я устал болтаться на суше.

Он начал смеяться, кашлять и задыхаться и наконец с усилием овладел собой.

– Я тоже, Сэм.

– Вы?

– Устал как черт! Нью-Йорк меня разочаровал, Сэм. Ничего в нем недостойно упоминания. Самодовольные мужчины и накрашенные женщины. Никакого общества, полицейских больше, чем моряков, стрижка стоит тридцать пять центов, а пятицентовая выпивка – квотер[1]. Я чувствовал себя как Алладин и сорок разбойников. При этом я был Алладином.

– Но, дядя, – рассмеялся я, – Алладин и сорок…

– Неважно. Найдется на борту свободная койка, Сэм?

Я рассмеялся, но нет смысла удивляться всему, что говорит дядя Набот.