Мы все радостно закричали, просто не могли удержаться, а Джо встал, отошел и остановился в прежней кроткой позе.

Арчи встал медленней, потрогал затылок, которым приложился к палубе. Потом прыгнул и ударил; если бы его кулак попал в цель, это покончило бы с Джо, но тот мгновенно отскочил и снова обхватил противника тем же самым молниеносным приемом. Они упали грудой, и, хотя Арчи пытался оторвать противника, тот ускользнул, как угорь, мгновение спустя встал и снова принял прежнюю выжидательную позу.

Когда Арчи встал на этот раз, он продолжал негромко насвистывать. Не посмотрев на своего недавнего противника, он опустил рукава, надел манжеты и пальто. Потом подошел к Джо и с улыбкой, в которой было больше добродушия, чем раздражения, протянул свою большую руку.

– Пожмем руки, сынок, – сказал он. – Ты отличный противник, и я прощаю тебе все. Будем друзьями, Джо. Если бы я мог попасть тебе в подбородок, я раздавил бы тебя, как репу, но ты мне не позволил, и я вынужден сдаться.

Эта речь была лучшим, что проделал Арчи, и моя первоначальная неприязнь к нему начала рассеваться. Джо сердечно пожал протянутую руку, и мой отец, который спустился с мостика и подошел к нам, одобрительно похлопал Арчи по плечу и сказал:

– Подойдешь, парень.

Джо стал героем, и все понравилось, как умно и искусно он дрался. Как мы впоследствии узнали, Арчи был опытным боксером, но талант Джо к борьбе давал ему ощутимое преимущество в схватке.

За едой у всех было отличное настроение, но представьте себе мое отчаяние, когда вскоре после этого мы услышали с палубы звуки губного органа. Я побежал наверх: в кресле сидел мастер Арчи и яростно дул в инструмент, на целых три дюйма больше его прежней гармошки, которую Джо выбросил за борт.

Я рассмеялся, ничего не мог с собой сделать. Даже на лице моего отца появилась улыбка. Джо вопросительно взглянул на меня, но я покачал головой и вернулся в свою каюту. Такое необычное продолжение мятежа нужно было тщательно обдумать.

Но, как я сказал, у Арчи была другая дурная привычка. Он курил в своей каюте сигареты, что противоречило одному из наших самых строгих правил. Когда мы в первый раз заметили тонкую струйку дыма из окна его каюты, торопливое расследование сразу обнаружило причину. Парень лежал на койке, читал роман и спокойно курил сигарету.

Дядя Набот послал за пассажиром и серьезно сообщил ему, что он должен прекратить курить в своей каюте.

– На палубе это не так опасно, – добавил мой дядя, – хотя, по моему мнению, трубка гораздо достойнее сигареты. Но мы вложили много денег в наш новый корабль и не можем допустить, чтобы он сгорел в первом же плавании. Сигареты опасны. Если вы бросите в угол окурок, мы все можем сгореть и потерять много ценных человеческих жизней. Мы не можем это позволить, молодой человек. Курите свои бумажные сигары на палубе, но ни одной не зажигайте в каюте.

Арчи ничего не обещал. Он выслушал лекцию моего дяди и ушел, не сказав ни слова.

Через час я снова увидел дым, выходящий из окна его каюты, и, заглянув в отверстие, увидел, что Арчи лежит на койке и спокойно курит. Этот парень исключительно упрям. Я подозвал Нукса и дал ему приказ. С приятной улыбкой островитянин с Южных морей принес шланг, присоединил его штекером к шпигату и всунул мундштук в окно каюты Арчи. Вскоре мы услышали вопль. Мощный поток ударил в курильщика и полностью залил его. Арчи соскочил с койки, но струя ударила его в лицо, и он отлетел к двери. Я отключил воду, и Нукс, наклонившись в низкое окно, посмотрел на Арчи и воскликнул: