Возможно, эти чувства и свойственны любому родителю, рассказывающему о своем ребенке. Однако мне показалось, они особенно сильны потому, что мы говорим о мальчиках. Все промолчали о сомнениях, которые родители испытывают по поводу воспитания мальчиков, особенно сегодня. Слишком уж многое может сломать сыну жизнь. Дэвид Стейн, автор книги «Unraveling the ADD/ADHD Fiasco»[2], утверждает: поведение мальчиков часто приводит к тяжелым последствиям. Например, он приводит статистику: на каждую девочку с каким-либо психическим расстройством приходится пять таких же мальчиков^>8. В статье 2012 года, посвященной гендерным предпочтениям приемных родителей, сообщается: девочек предпочитают принимать в семьи почти на 30 % чаще, чем мальчиков. Исследователи объясняют это тем, что с девочками «меньше рисков»^>9.

Такие наблюдения особенно тревожат сегодня, когда можно заранее узнать пол будущего ребенка. Актер Джастин Бальдони, в первую очередь известный по роли Рафаэля Солано в сериале «Девственница Джейн» (канал «The CW»), в разговорах и публикациях делится воспоминаниями о том времени, когда его жена вынашивала их сына. Недавно он написал следующее: «Живот моей жены все рос, а в моей душе тем временем росло неуместное чувство – ужас». Что же пугало Джастина? Бальдони не слишком дружил с собственным организмом и боялся, как бы сын не повторил его ошибок. «Я не хотел, чтобы он хоть сколько-нибудь был похож на меня. Я хочу, чтобы он был умнее, счастливее и успешнее меня»^>10.

Каждый хоть раз слышал историю о мальчишке, который ввязался в неприятности. Одна из таких историй – о мальчике-семикласснике.

Когда мне позвонила мать Дэвида, Лили, он уже совсем отбился от рук: даже будучи довольно способным, он не успевал в школе, поскольку ленился и часто баловался; он вызывающе вел себя с родителями и плохо, порой даже издевательски обращался с младшей сестренкой. Его мама попыталась обратиться в службу поддержки родителей, однако те порекомендовали относиться к сыну строго, но с любовью – и лишь все усугубили. Когда я лично встретился с Дэвидом, то выяснил следующее: мальчик был уверен: мама его не любит, она его разлюбила. В пылу очередной ужасной ссоры она теряла власть над собой и заявляла: «Я не хочу быть твоей матерью». Это повторялось какое-то время, а когда Дэвид стал юношей, то еще сильнее воспротивился попыткам воспитать его.

Я встретился с Лили тет-а-тет и спросил, любит ли она своего сына; та призналась: сначала ей было сложно разобраться в себе, поскольку она мечтала родить дочь, – это и произошло несколько лет спустя. Когда она рассказала о первых родах и младенчестве Дэвида, я понял: Лили переживала послеродовую депрессию, а крики сына вызывали у нее желание заткнуть уши. Напуганная, ничего не понимающая, Лили часто раздражалась и не хотела реагировать на плач ребенка. Отношения, установившиеся с сыном с самого начала, всего лишь разрослись в непонимание и злобу, когда тот стал подростком.

Оставаясь наедине со мной, Дэвид вел себя очень даже дружелюбно, и со временем нас с ним связали крепкие узы. Он видел, мне нравится с ним общаться, и считал себя одаренным и славным мальчиком. Мы смеялись вместе, а я был осторожен и ни в коем случае не винил его в ссорах с родителями, плохих оценках или проблемах с поведением; вместо этого я во всех случаях говорил, что он молодец и старается изо всех сил. В конце концов я довел наши отношения до такого уровня, когда смог спокойно указать ему на пагубные черты его поведения – и юноша признался в желании их исправить. Я также серьезно побеседовал с родителями Дэвида и посоветовал отсрочить любые принуждения и наказания; кроме того, поработал с его матерью – в частности, чтобы пробудить в ней любовь к мальчику. Поскольку ее сын был сильным, спортивным юношей, любящим поозорничать, я предложил ей практиковать битвы на подушках и совместное безобидное баловство.