Самого страшного со мной не случилось, и на ублюдков-торговцев нашлась управа: всех нас спас отряд ЦРУ, направленный в эту точку ради спасения украденных американских детей. Меня сразу приняли за американку: благодаря маме, я говорила на английском без акцента и довольно сильно отличалась от большинства девочек с черными как смоль волосами и такими же темными глазами. Несмотря на то, что нас держали в омерзительном месте, где воняло сыростью и гнилью, мне удалось сохранить любимую книгу и печатку юноши в целости и сохранности – приходилось прятать их под шатающимся камнем в полу темницы, но я была готова любой ценой защитить дорогие сердцу реликвии. Прямиком из своего несостоявшегося рабства я попала в реабилитационный центр, оказавшись под прямым покровительством Ильдара Видада – очень разносторонней и противоречивой личности. Как человек, регулярно вкладывающий в благотворительность миллионы, Ильдар спонсировал центр «Надежда» и, черт его знает почему, сразу выделил меня среди других детей. Ильдар и привел меня к Мэттью, точнее, приемного отца – ко мне. Они познакомились на одном из благотворительных вечеров, и когда Ильдар узнал, что Доусон потерял сына и жену в аварии, рассказал обо мне. Мэттью говорит, что Ильдар всегда отзывался обо мне с горящими глазами и называл особенной девочкой. Конечно, никакая я не особенная, просто Мэтт, в одночасье став одиночкой, отчаянно нуждался в человеке, которому сможет отдавать свое тепло. Он нуждался в смысле жизни. Я нуждалась в опоре, поддержке и отце. Два разбитых сердца встретились, чтобы помочь друг другу исцелиться.

Чуть позже папа взял из приюта и Лукаса – на построение отношений у агента ЦРУ времени нет, а он хотел сына, к тому же в Америке была волна агитации за усыновление детей из детских домов. Люку сейчас всего девять, и порой он приносит много хлопот, но я счастлива, что и у меня появилась иллюзия «полноценной семьи», которую я потеряла. Именно эта иллюзия и помогла мне справиться с пережитым кошмаром и стать сильнее, нарастить непробиваемую броню, к которой не подпущу ни одного маньяка и террориста.

Да и мужчину… не подпущу больше, испытав горькое разочарование от прошлых отношений. Хотя, как я уже и заметила, этим слабакам никогда не сломать мою стену и не прикоснуться к моей душе. К Медине.

– Пап, ты же знаешь, я не люблю, когда меня отвлекают. Надо было позвонить, я бы поднялась, – укоризненно выдыхаю я.

Придирчиво оглядываю потрепанного отца: покрытая легким слоем копоти полицейская форма (его официальный вид деятельности – лишь надежное прикрытие основной), взъерошенные волосы, между бровей залегли две глубокие перпендикулярные морщины, свидетельствующие о том, что последние сутки он провел не в лучшем расположении духа.

– Люк не видел, как ты сюда зашел? Хочешь, чтобы он рассекретил мини-штаб управления в девять лет? – с усмешкой добавляю я, вспоминая проделки Лукаса: в школе он ведет себя как мальчишка из фильма «Трудный ребенок» – я порой посещаю родительские собрания, где мне постоянно рассказывают о многочисленных драках и проделках мелкого. Но я не могу на него долго злиться и охотно верю ему, когда Люк убедительно врет мне о том, что никогда не является зачинщиком конфликтов.

– Эрика, – подавленным голосом вновь повторяет отец, игнорируя мой вопрос о Лукасе. Сердце мгновенно пропускает удар, душу охватывают волны дурного предчувствия. Внимательнее вглядываясь в уставшее лицо Мэттью, я вдруг понимаю, что в мой личный штаб он заглянул не просто так, а имея на то вескую причину. Он ведь даже не позвонил. Значит, случилось что-то, о чем не сообщают по телефону. Нервно сглатываю, отгоняя прочь беспокойные мысли о младшем брате. Неужели с ним что-то произошло?