Между этими крайними звеньями висят промежуточные звенья, их соединяющие. Они-то и представляют из себя эволюцию, где выживает сильнейшее наслаждение.

В счастливой жизни первое звено соединено с последним, так что начало и конец цепи неразличимы. Мораль же разорвала цепь и воздвигла пропасть между плавно переходящими одно в другое.

А ведь цепь эта – золотая, и висит она на шее гермафродита Провидения.

Причём цепь эта – большая и тяжёлая. Bling-Bling[27]

Выражение

интерпретируют так: стоит лишь что-то запретить, как человек этого захочет и если бы это не было запрещено, то он бы этого не хотел или перестал бы хотеть, или хотел бы значительно меньше. То есть факт запретности как таковой приравнивают к факту желанности.

Однако такая интерпретация ставит всё с ног на голову. Общество, построенное на ограничении и подавлении наслаждения, сделало всё сексуальное ограниченным или вовсе запретным. То есть всё сладкое запретили. Причём, чем слаще, тем строже запрет. Поэтому правильно рассматривать запрет лишь как знак, указывающий, уведомляющий, что всё, что находится «под ним», под запретом – сладко. Таким образом, люди интуитивно и социально чувствуют смысл запрета и, видя запрет, пусть даже ещё никогда не вкусив плода, уже уверены, что он будет сладок, и влекутся к запретному по образовавшемуся условному рефлексу.

Другими словами, запрет не столько предостерегает и запрещает, сколько направляет и указывает, как бы говоря: где я – там сладко. За всяким запретом стало подразумеваться наслаждение, и тогда запрет сам по себе становится приманкой и символом наслаждения.

Например, мужчин влечёт в женщине вовсе не её одежда (представляющая из себя запрет на наготу), а её тело. Однако многие наивные и ограниченные самцы реагируют на одежду даже сильнее, чем на само женское тело. В этом проявляется побочный эффект оскопляющего запрета.

Если снять запрет, то вкус недавно запрещённого от этого не изменится – он останется таким же сладким. Ведь мы стремимся вовсе не к запретному, а к сладкому. Запрет – это патологическое следствие, гнусно вторичное, паническое спохватываение от уже случившегося.

А потому, не запретный плод сладок, а плод – сладок.

Многие мужчины робеют перед женской красотой, они боятся подойти к женщине, красивой лицом и телом.

Не то же ли самое с красотой пизды? Люди не осмеливаются говорить о ней, но многословно говорят о менее красивых женских органах (глазах, волосах, руках).

В давние времена люди смотрели на радугу и считали её чудом. Потом были открыты законы физики, её объяснившие, и радугу чудом считать перестали. Но ведь она всё равно продолжает быть чудом, ибо существование самого закона физики, который её описывает, и есть чудо. Просто научное объяснение обеспечивает спокойное сосуществование с чудом без опаски, что оно выкинет что-либо опасное для жизни.

Однако спокойствие это безосновательное, так как чудеса – хищники. Они пожирают нас живьём. А мы к ним трепетно стремимся.

В перерывах между совокуплениями любовники развлекаются, отдыхают, а супруги – работают.

В моде считается, что зелёное и голубое не сочетаются друг с другом. Такие цвета вместе именуются безвкусицей. А ведь это сочетание листьев и небес – одно из самых естественных сочетаний цветов в природе. Вот она, человеческая эстетика, отвергающая естественное и считающая также антиэстетичным естественные «сочетания» половых органов.