– Света, откройте.

Ого! Это чего, он моё имя всё-таки знает?

– Зачем?

Опять недолгое молчание.

– Надо поговорить.

Я хотела брякнуть: «Кому надо?», но решила не хамить.

– У меня не убрано.

– Я переживу, – в голосе уже слышалось раздражение. – Света, откройте мне наконец.

Открывать не хотелось. Вот совсем. Но кажется, придётся.

Сначала я сняла тюрбан с головы, подумав, что встречать генерального директора с подобной конструкцией всё-таки не совсем прилично. Распушила влажные волосы, погляделась в зеркало.

Ужас.

Вздохнула, щёлкнула задвижкой и сделала шаг назад, впуская в квартиру бывшего начальника. Юрьевский застыл на пороге, оглядел меня всю, от влажных распущенных волос до голых ног – и опять мне стало жарко от его взгляда.

Наверное, коньяк ещё не совсем выветрился.

– Добрый вечер, – сказало начальство, закончив осмотр. – Тапочки дадите или мне в ботинках в комнату проходить?

– А может, не надо? – спросила я почти жалобно. – Говорю же, там не убрано.

– Тогда на кухню?

Зашибись. Там дофига грязной посуды и воняет невынесенным мусором. Просто рай для любого генерального директора.

– Лучше не надо. Давайте в комнату…

Я вытащила гостевые тапочки, бросила их перед боссом. Он снял пальто и шарф, повесил всё на вешалку, переобулся, выпрямился и кивнул.

– Я готов. Пойдёмте.

Угу, спасибо за разрешение…

В комнате мне стало дико стыдно. И за неубранную постель, и за хаос на столе, который я толком не успела убрать.

Юрьевский оглядел это всё каким-то до странности понимающим взглядом, а потом спросил:

– Куда можно сесть?

– Вон стул у окна. Туда можно.

Это был единственный стул без следов моего на нём пребывания. На остальных что-то валялось. На одном – о, ужас! – лифчик с трусами, а на другом – джинсы и свитер, в которых я была в пятницу.

– Вы тоже садитесь, – разрешил мне босс, и я, вздохнув, опустилась на разобранную постель. Далековато от окна, ну и хорошо. Я так Юрьевского хуже вижу. А он – меня.

– Вы когда моё имя успели узнать? – брякнула я, видя, что начинать разговор генеральный не спешит.

– Сегодня утром. Сергей Мишин приходил, чуть не убил меня за ваше увольнение.

Я улыбнулась. Мы в нашем отделе называли Сергея папой, а папа, как известно, может.

– Я потом вам звонил, но вы отключили телефон. И я решил к вам съездить. Во-первых, прошу прощения за это увольнение. Погорячился. А во-вторых, предлагаю вам выйти на работу завтра.

Я неловко кашлянула.

Нет, конечно, мне вовсе не хотелось терять работу. Она была родная и самая любимая. Но ёлки зелёные, лимоны жёлтые…

– Вы уверены? – спросила я тихо, и Юрьевский кивнул.

– Уверен.

– И вас… ничего не смущает?

– Нет.

Я вновь кашлянула. И кажется, начала краснеть.

– Я не думаю, что это хорошая идея.

Босс так страдальчески вздохнул, что мне даже стыдно стало. Словно я ему не разумные вещи говорила, а капризничала, желая, чтобы он купил мне новую шубу.

– Света, не нужно придавать тому, что случилось в пятницу, такое значение. Это был просто секс.

Ага, ну конечно. Просто секс. С генеральным директором. На столе в его кабинете.

Что может быть проще этого, да?

– Поверьте, я уже об этом забыл.

А вот это было обидно.

– И вам советую. Прекращайте тут… пить и выходите на работу. Работа – лучший лекарь.

Дура я, наверное. Но вместо того, чтобы сказать нечто глубокомысленное, я вдруг выпалила:

– Неужели это было настолько плохо?

Юрьевский даже не сразу понял.

– Что?

– Секс. Настолько плох был? Вы поэтому о нём уже забыли?

У босса почему-то дёрнулась щека.

– Вам честно?

– Конечно, – я кивнула и сглотнула от волнения.