Агнесс вздохнула, приложив кисть к алебастровым ключицам, усыпанным жемчугом.

– Ах, Луиза… Если бы все было так просто, – она подняла взгляд к пряничной крыше своего нового дворца. Вокруг одной из башенок шелковыми флажками вились белые голуби. – Боюсь, любовь двора будет заслужить гораздо сложнее.

Вопрос с балом отложили до следующей недели, но Агнесс настояла на том, чтобы на следующий день состоялся королевский прием, на котором Луиза встретится с братом. Разумеется, ее спаситель – Нильс – тоже был приглашен.

Агнесс с такой искренней гордостью говорила о том, как Антуан делает успехи в ходьбе, что у Луизы перехватывало горло.

Прежде, чем Нильса сопроводили в отведенные ему комнаты, он пробормотал что-то про шибко грамотных и их паршивую привычку марать бумагу. Но Луиза списала это на избыток впечатлений и непривычную обстановку.

Тревожные мысли покинули Луизу окончательно, когда она обнаружила в своих покоях ванну. Она отослала горничных и принялась скрести руки и ноги жесткой щеткой до красноты, а после лежала в воде, ни о чем не думая, пока ванна совсем не остыла. В ту ночь, впервые за долгое время, Луизу не навещали ее мертвецы.

Наутро фрекен Спегельраф разбудили, накормили до смешного изысканным завтраком и помогли одеться в небесно-голубое платье с пышными газовыми рукавами. Черный дорожный костюм был сочтен недостаточно праздничным, хотя Луиза думала иначе.

За ней прислали сопровождение – четверых гвардейцев в парадной белой форме. Их эполеты и блеск золотых пуговиц на мундирах напоминали об альгуасилах и последней встрече с ними, но Луиза решительно отогнала этот образ. Она – не пленница. И даже не гостья. Она вернулась туда, где и должна быть.

Нильс был с ними – в том же костюме, который ему сшили для визита к Крысиному Королю. Две высоких аудиенции за столь короткий срок, а бывший каторжник держался, как ни в чем не бывало. Только смотрел не по сторонам, не на торжественный конвой и даже не на Луизу, а прямо перед собой. Девушка про себя порадовалась, что он не демонстрирует гвардейцам свои железные зубы и не подшучивает над ними в своей обычной грубой манере.

Их провели через анфиладу комнат второго этажа, и слуги, попадавшиеся им по пути, склоняли головы.

Наконец, Луизу и Нильса ввели в большой зал, в точной копии которого Иоганн Линдберг Четвертый принимал послов и других высоких гостей. Лу нечасто пускали на подобные приемы, но, бывало, она в одиночестве кружилась по пустому залу, воображая свой первый вальс.

Стены поддерживали колонны из кремового мрамора, гладкого, как карамель; к потолку, украшенному фресками, убегал золоченый плющ лепнины. Пол был отделан плитами из полированного черного камня, напоминавшего обсидиан, и устлан коврами – белыми с золотой нитью.

На возвышении стояли два ясеневых трона. На одном восседал ее старший брат, а другой занимала Агнесс, улыбаясь Луизе самой ободряющей улыбкой. Со стороны королевы к трону липли фрейлины. В своих оборчатых платьях они напоминали древесные грибы с волнистым краем. Напротив разместились высокие сановники из Совета. Ниже помоста выстроились люди рангом пониже. Кто-то в военной форме, кто-то в штатском. На новоприбывших тут же нацелились глаза, пенсне и монокли разных калибров.

– Ее Светлость Луиза Бригитта Спегельраф, герцогиня Вайсмундская и Давеншпильская! – провозгласил церемониймейстер, и его голос легко разнесся по зале. – В сопровождении доблестного герра Нильса!

Луиза остановилась на ковровой дорожке, ведущей к трону. По обеим ее сторонам стоял караул – восемь человек, по двое гвардейцев охраняли каждый из четырех входов в зал; каждый вооружен штыковой винтовкой и коротким клинком для ближнего боя. Все это Луиза отмечала автоматически. Также естественно она подцепила кончиками пальцев складки юбки, чуть склонилась и согнула колено. Такие вещи, как реверанс, тело не забывает.