Они обнаружили несколько опорных башен по периметру стены. Вход в каждую был намертво замурован. Солдаты Кантабрии двигались дальше. Ни одного свенскера, ни рядового, ни, тем более, офицера. Схватка осталась где-то позади, и бойцов догоняла смертельная усталость. Дождь понемногу стихал.

Солнце, выглянув, обозначило время далеко за полдень, когда отряд Юнсона нос к носу столкнулся с другими кантабрийскими солдатами, которые обходили крепость в другом направлении. Их командир шагнул навстречу капралу Густава, и рядовой Юнсон с удивлением узнал в нем майора Спегельрафа.

– Докладывайте, – тихо, но властно приказал майор. Его холеное лицо дамского любимца покрывали брызги черной грязи, но галуны на мундире сияли, будто стягивая на себя весь скудный свет.

Капрал вытянулся в струнку и без заминки отрапортовал и о замурованных башнях, и о подозрительном запустении Валликрава. Майор Спегельраф выслушал его, опустив подбородок.

– Валликрав не безлюден, – вымолвил он в ответ на рапорт. – Полчаса назад шестнадцатый пехотный батальон обнаружил городскую стражу, и те заявили, что мирное население укрылось во внутренней крепости, где раньше был деловой центр города.

– А где же тогда все свенскеры? Убиты?

– Убиты, – кивнул майор, и как-то болезненно дрогнул его яркий рот. – Вот только, кажется, мы сражались не с олонской армией, а с валликравской стеной.

Контейнер с гремучим студнем заложили под массивными воротами в одну из опорных башен. Когда взрыв грянул, вместе с дверью разнесло и часть улицы. Густав вызвался добровольцем на осмотр башни и стены изнутри. Враг мог еще таиться внутри, а клинок «Визеля» никак не желал остывать. Но главной причиной, в которой Юнсон не хотел себе признаваться, было то, что операцию возглавлял сам майор. Густава глодало любопытство, ему хотелось рассмотреть знаменитого фаворита вблизи.

В Комитете по правам рабочих он впитал презрение к аристократам. Выродки ушедшей эпохи, они продолжали навязывать людям свою волю, кичась богатством, землями и предками. Густав уяснил для себя, что так называемые «высокородные» не отличаются от него ничем. Но находясь вблизи от Клемента Спегельрафа, он чувствовал, что тот принадлежит к совершенно иной породе существ, и это ощущение зудело, как клоп под рубашкой. Ему хотелось понять, в чем, в чем же разница между ними?

Незадолго до прибытия на восточный фронт до него дошел очередной слушок, слишком лакомый, чтобы не стать популярным: адъютант генерала Богеля участвовал в дуэли.

Говорили, его прилюдно обвинили в тайной связи с королевой, и он сам вызвал обидчика на поединок. Но оба были офицерами, победителю грозил трибунал, так что они сошлись на «иберийской рулетке». Барабан крутили лишь единожды. Говорили, что когда вмешались старшие по званию, оставалось всего два шанса из шести – спасительный и смертоносный. Клемент Спегельраф дважды подносил к виску револьвер и дважды спускал крючок, отстаивая честь своей королевы. Говорили, его противник был на грани помешательства. Брехня, конечно.

Ступени башни раскрошились, и разведчикам пришлось карабкаться на четвереньках. «Визель» болтался у живота, ранец тянул вниз. Густав полз, ежесекундно проверяя, как быстро он сможет перехватить винтовку и направить на врага. Но в башне царила тишина, нарушаемая только скрипом сапог, тяжелым дыханием и сухим перестуком камешков. В отдалении, приглушенная толстыми каменными стенами крепости, рокотала армия победителей. Те, кто оставался еще снаружи Валликрава, постепенно втягивались внутрь, как в воронку.